Дорога в снегопад - [25]

Кира знала и понимала все это, но в то же время полностью полагалась на Митины связи и чутье. Скорее всего, если б Ленок ограничилась тем, что было сказано, и не произнесла последней фразы, Кира непременно передала бы Мите их разговор в тот же день. Но теперь, когда в очередной раз она почувствовала, что ее как бы хлестанули по лицу грязной мокрой тряпкой, она со злорадством представила себе, что станет делать Митя без помощи своего покровителя и на какие шиши будет водить девок по кабакам, как-то не сразу сообразив, что все это касается и ее. С другой стороны, мысли ее настолько были поглощены Гошей, что новости, доставленные Ленком, она решила обсудить с Митей чуть погодя.

* * *

Поезд был волгоградский, однако билет Алексею достался в «астраханский» вагон, и его попутчицы — мать и дочь-подросток — увлеченно рассказывали ему про Ахтубинск, город военных летчиков, где зимой свирепствует стужа, а летом царит тяжкий зной, а еще есть в июле две недели, когда плодится какая-то мошкара — мать и дочь не знали ее названия — и тогда замирает буквально все, отменяются даже полеты, и легкий титан боевых машин мужественно стоит под вертикальным солнцем. Посмаковав особенности ахтубинского житья-бытья, стали укладываться спать. Алексей запрыгнул на свою верхнюю полку, сон не шел в душном купе, и в голове его заворочалась каша самых разных мыслей. Изредка в окно стремительно врывался свет маленьких полустанков, переездов — то белый, то желтый, то голубой, а где-то под Мичуринском внизу под толщей металла запели рельсы. Рельсы пели довольно долго, и Алексей так и не пришел к окончательному мнению, был ли это обман слуха, или и в самом деле земля в этом месте заключила с тонкими струнами путей столь необычный музыкальный союз.

В Поворино поезд пришел самым ранним нежным утром, и путь до Новохоперска, отстоявшего от железной дороги, Алексей проделал на такси. Городок, в котором считалось что-то около семи тысяч обитателей, вольготно занимал возвышенность, которую столь же широко омывала чистая незаиленная река, кое-где огибая белые на солнце плесы. Отсюда шла кратчайшая дорога в заповедник, в дебрях которого, согласно разведданным, прятался лагерь анархистов.

Красный храм, знакомый по картинке из Интернета, действительно стоял там, где и было ему положено. Взвалив на плечо рюкзак, Алексей отправился осматривать достопримечательности. Две нищенки с лукавыми лицами сидели у церковной калитки в ворохе серого казенного тряпья.

— Как храм-то называется? — весело поинтересовался у них Алексей.

— А не знаем, сынок, не знаем, — так же весело ответили они и дружно протянули к нему по коричневой ручке ладонями вверх.

Алексей подал им по десять рублей и шагнул внутрь храма. Шли крестины. Каждый звук, будь то шарканье обуви или скрип двери, эхом расходился по сторонам. Сквозь продолговатое окно барабана в гулкий полумрак проникал конусообразный золотисто-голубой луч света и накрывал священника в голубом стихаре и нескольких тихо стоявших перед ним прихожан. Алексей решил не мешать, вышел во двор и пошел, огибая храм, туда, где за алтарем высились серые и черные мраморные старинные надгробья. «Азыкова, Аршеневские, Раевские…» — считывал он с щербатых плит и каменных крестов фамилии погребенных. Прямо напротив погоста была школа, на ней тоже была мемориальная доска — но это уже выпускнику, погибшему в 80-е в Афганистане. Чеченскими смертями городок был как будто обойден, то ли таились они в других местах.

От школы он прошел к перекрестку у гостиницы, устроенной в старинном купеческом особняке, и на угловом таком же старинном двухэтажном доме увидел надпись «Кафетерий». Внутри это была обыкновенная бакалейная лавка, за прилавком сидела девушка с темно-бордовыми волосами и читала газету «Жизнь»; над ее бордовой головой с потолка спиралями свисали полосы клейкой бумаги, облепленные черными точками мух.

— Можно кофе попить? — спросил Алексей, снял рюкзак и поставил его у единственного здесь пластмассового красного столика.

— Навести вам? — Девушка с готовностью отложила газету и включила электрический чайник.

В первое мгновение Алексей не очень сообразил, как это — навести, но потом из действий девушки стало ясно, что «навести» значило просто положить в пластиковый стаканчик коричневого, похожего на пудру порошка, залить кипятком и тщательно перемешать пластиковой же ложечкой.

— Семь пятьдесят, — объявила девушка какую-то неожиданную цену, и на его десятку выложила два рубля и коробок спичек.

Исходившее паром содержимое стаканчика трудно было назвать кофе, но приготовлено оно было столь любезно, основательно и от души, что эти обстоятельства как бы передались напитку, и Алексей твердо решил допить его до конца.

Захватив стаканчик, он вышел на улицу и стал на тротуаре. Соборную площадь укладывали брусчаткой, вся она была покрыта обнаженными спинами делавших это молодых рабочих, и глуховато стучали о камень деревянные молотки. В ветвях древнющих тополей наперебой звучали птичьи голоса, как будто их обладатели возбужденно обсуждали такое важное для маленького городка событие. Этим только и нарушалось здесь безмятежное спокойствие жаркого летнего дня, и еще от реки, скрытой дремучей уремой, долетали звонкие мальчишеские голоса.