Где-то сзади, на дедовой тропе, взорвалась мина.
— Обошли!! — вскрикнул Егорка.
Оба посмотрели туда, в тыл, где Пруидзе. Вот он бежит по гребню скалы, его преследуют фашисты, стреляя из винтовок. Пруидзе отбивается гранатами, отступает на самый край утеса: пропасть, дальше уходить некуда. Вано прижимает гранату к груди, и Егорка в страхе закрывает глаза. А когда спустя секунду открывает их, солдата уже не видно.
Лейтенант, продолжая стрелять, дергает мальчишку за рукав:
— Держись, Егорка!
Мальчик не отвечает, не слышит уже своего командира: лежит на боку, тихий, безмолвный… Только слезинка, словно живая, медленно ползет по его щеке.
Куда ни глянь, всюду гитлеровцы. И там, в тылу, где только что был Пруидзе, много их, очень много. Головеня ползком перебирается ближе к утесу и вздрагивает от голоса Наташи.
— Они и там, сзади! — кричит девушка.
Лейтенант на секунду отрывается от пулемета:
— В горы! Уходи в горы!
Но Наталка не может двинуться с места.
— Уходи! — кричит он.
И только после вторичного приказания, прозвучавшего почти со злостью, Наталка бросается вниз, на тропу, и скрывается в пещере.
Кажется, только Донцов еще жив.
Прибежав на батарею, он увидел, что все минометчики погибли, и сразу же бросился к уцелевшему миномету. Отсюда хорошо видно гитлеровцев, бегущих по дедовой тропе. Степан опустил мину в ствол, дернул за шнур — выстрел! Но стрельба идет медленно: приходится самому подносить мины. И вдруг комиссар замер в нерешительности: с тыла показались свои, советские солдаты.
Ощутив боль, Головеня обхватил голову руками и сразу затих: все, как в тумане, стало расплываться, меркнуть.
Через мгновение сознание вернулось к лейтенанту. Опираясь руками о камни, он попробовал встать.
— Товари-щи-и-и!.. — пытался крикнуть лейтенант.
Удивительно скользкой стала земля, она закачалась, смешалась с небом, летя куда-то в черную пропасть…