Дорога свободы - [84]

Гидеон Джексон

Член Конгресса от Южной Каролины

— Сколько это будет стоить? — спросил Гидеон. Подумав, парень ответил: — Десять долларов.

Гидеон пристально посмотрел на него, достал кошелек, заплатил и вышел. Парень подошел к телеграфисту и хвастливо сказал:

— Вот дурачье эти негры, сколько им скажешь, столько и платят. Ни один не умеет сосчитать, что стоит телеграмма.

— Вот погоди, тебя когда-нибудь вышибут за это! Сколько он тебе дал?

— Десять.

— Ладно, половина моя. Ну давай, буду отправлять. — Парень подал телеграмму, телеграфист заглянул в нее, присвистнул и стал читать внимательнее. — Кто это тебе дал?

— Какой-то верзила негр.

— Вот что, отнеси-ка эту телеграмму судье Клейтону. Скажи, я спрашиваю, отправлять ее или нет. Да смотри, держи язык за зубами!

Минут через двадцать парень вернулся. — Судья забрал телеграмму и дал мне доллар.

— Половина моя!

— Судья сказал, чтобы мы помалкивали, а то будет нам на орехи.

С телеграфа Гидеон пошел к полковнику Дж. Л. Уильямсу, начальнику федерального гарнизона в Колумбии. Полковник был занят. Гидеон прождал полтора часа, прежде чем его приняли. — Извините меня, — сказал полковник. — Сегодня меня прямо разрывают на части. Все хотят со мной говорить.

— Да, — кивнул Гидеон. — Наверно, и я к вам по тому же делу. Вот копия телеграммы, которую я послал президенту. Ответ будет, может быть, через день, а может быть, и дней через десять. Но, прошу вас, пока он не придет, не отправляйте всех войск.

Полковник прочитал телеграмму и покачал головой.

У меня приказ...

— Знаю, полковник, что приказ, — возразил Гидеон. — Но я ведь прошу не за себя одного. Речь идет о жизни и смерти тысяч людей.

— Не могу, — проговорил полковник. — Очень сожалею, но не могу.

— Вы понимаете, что здесь начнется, когда войска уйдут?

— Даже если и понимаю, все равно я обязан выполнить приказ. Обратитесь к генералу Хемптону, командующему округом...

— Это бесполезно, — сказал Гидеон. — Он не согласится. Я сам знаю, что такое приказ. Я служил в армии, полковник.

— Да, это бесполезно.

— Но ведь вы понимаете, что президент не может оставить без внимания эту телеграмму.

— Меня отдадут под суд.

— У меня есть кое-какие связи в Вашингтоне...

— Не могу я это сделать, — повысив голос, проговорил полковник. — Поверьте мне, сэр, не могу, как бы я этого ни хотел. Вы думаете, у меня у самого нет глаз? Но я солдат, а не политик.

Минуту Гидеон стоял молча, сжав зубы, оледенелый от страха, с отчаянием в сердце. — Очень жаль, — проговорил он, наконец.

— Мне тоже, — сказал полковник.

Гидеон ушел.

До десятого апреля он оставался в Колумбии, то и дело наведываясь на телеграф. Десятого он увидел, как федеральные войска шли грузиться в эшелоны. После этого он уехал обратно в Карвел.

В полдень пятнадцатого апреля жители Карвела услышали пронзительный крик женщины. Этот душераздирающий вопль огласил всю окрестность; со всех сторон стали сбегаться люди. Навстречу им из лесу выскочил насмерть перепуганный мальчик. Всхлипывая, он кричал: «Лошадь пришла! Лошадь пришла!» Карвеловцы побежали следом за этим мальчиком, Джэдди Хейлом, на ферму его отца. Зик Хейл — так звали отца мальчика — был пожилой негр мирного нрава, добрый семьянин, усердный работник. У него было хорошо налаженное хозяйство, он всегда ухитрялся собрать больше хлопка и продать его с большей выгодой, чем его соседи. На ферме они увидели жену Зика, Франки Хейл, она все еще кричала, как безумная, не умолкая ни на минуту. Возле дома стоял запряженный лошадью фургон; они заглянули внутрь и отшатнулись.

Позже, по отрывочным рассказам жены и сына, удалось установить, как все это произошло. Зик Хейл поехал в город купить себе новые башмаки, а сыну — подарок ко дню рождения; мальчику как раз исполнилось десять лет. На обратном пути он, должно быть, ехал медленно, наслаждаясь погожим весенним днем. Он всегда, когда можно, ездил шагом, жалея лошадь, особенно в жаркую пору дня. Где-то на дороге к медленно двигавшемуся фургону подошел человек и, вскинув двустволку, выпустил оба заряда в голову Зика Хейла. Напуганная выстрелом лошадь понесла, а Зик Хейл повалился навзничь в фургон. Лошадь мчалась галопом до самого дома, тут ее переняла Франни Хейл, заглянула в фургон и увидела, что бывает, если в человека выстрелить в упор из двустволки.

Зика Хейла похоронили, а на другой день, в первый раз за последние девять лет, жители Карвела вышли работать в поле с ружьями за плечами.

О том, как Гидеон Джексон сражался за правое дело

Настало утро 18 апреля 1877 года. В Карвеле в низинах лежал туман и, как молоко, растекался по кипарисовым рощам. Четыре пойнтера, проохотившись всю ночь, еле таща ноги, возвращались домой через сосновый лес. Их встречало пронзительное пение петухов и карканье ворон. Кар, кар, кар — орали они, кружась в воздухе; они всегда первыми приветствовали рассвет. Потом на всех фермах вокруг Карвела пробуждались люди и принимались за утреннюю работу; шли доить коров, поглядывали на небо, думали те же мысли, что и вчера и третьего дня и во все дни до этого, с незапамятных времен: какова-то сегодня будет погодка, дождь или вёдро; как бы Нелли опять не опрокинула доенку — брыкливая стала, ну ее к богу; чего это за оврагом опять собака лает, и не охрипнет, окаянная; как славно вороны каркают, уж что, кажется, хорошего в этом карканье, а ведь приятно, потому что привык слышать каждое утро; что сегодня будет на завтрак — свинина или жареная курица; как бы не было у рыжего теленка опять рвоты; что-то поясницу ломит, не разыгрался бы ревматизм, — простые мысли и не бог знает какие важные, но и не вовсе лишенные значения. Солнце поднялось над гребнем холма и вдруг все осветилось и заблистало. В такой холмистой местности бывает, что один склон уже весь облит солнцем, а другой еще в тени. В долинах туман стал взмывать кверху и таять, задерживаясь только где-нибудь над болотным окном. Змеи, медножелтые, черные и пестрые, выползали из нор на солнышко, и толстые черепахи тоже пристроились на кочках погреться. Кролики забирались поглубже в колючий кустарник, по вершинам старых ореховых деревьев запрыгали белки. Олени стали уходить