Дорога стального цвета - [6]

— Слышим, Надюха стреляет! — с азартом начал рассказывать парень с разодранной губой. — Раз ахнула да другой. Ну, думаем, зовет…

— Молодцы, хлопцы! — весело гаркнул председатель. — От лица чапаевцев — молодцы!

— Стараемся, Афанась Петрович, — расплылись парни.

— Вот-вот, а от них спасу нет. — Он развернул свое необъятное тело к яблошникам. — А? Отбою, говорю, нет!

Ребятня жалась к стене у двери и исподлобья поглядывала на председателя. Мишка Ковалев безостановочно шмыгал носом. Шмыгать он начал с той минуты, как их изловили.

— Ну, теперь я сам с ними, — сказал парням председатель. — Гляньте, где там мой Колька. Скажите, чтоб машину подогнал.

— Есть, Афанась Петрович!

— Ну так что, яблошники? — снова зарокотал председатель, когда за парнями закрылась дверь. — Отвечать придется.

— Дяденька, — пустил давно приготовленную слезу Мишка Ковалев. — Мы ж первый раз…

— Мы ж только мимо шли, мы и не хотели, — взялся врать Крутько.

— Отставить! — посуровел председатель. — Нытьем меня не возьмешь. Умели воровать, умейте и отвечать.

Зубу неловко стало, что эти хлюпики распустили нюни перед таким богатырским человеком. Он переступил с ноги на ногу и угрюмо, с вызовом буркнул:

— Ответим.

— Вот это мужской разговор! — похвалил председатель. Он открыл дверь и крикнул в коридор, будто жернов по нему прокатил:

— Колька! Где он там?

— Бегу, Афанась Петрович! — донеслось с улицы.

— Да не беги, сейчас поедем!

Председатель отстранился от двери, и — ребятне:

— Слева по одному шагом арш! Колька, принимай этих гавриков поштучно! Да гляди, чтоб не драпанули! Голову сниму!

Драпануть было мудрено. Газик — в метре от крыльца, а на часах стоит расторопный шофер Колька.

Старик в малахае все еще сидел на скамейке.

— Командуешь, товарищ полковник? — улыбчиво спросил он председателя, когда тот появился на крыльце.

— Командую, дед, командую, — по-хозяйски оглядывал тот улицу с высоты крыльца. — Шел бы ты сад сторожить, а?

— Не-е, — засмеялся старик, мусоля козью ножку. — Ружжа боюсь. Меня, милой, как в гражданскую еще контузило…

— Контузило-то куда? — перебил председатель.

— Да как бы тебе доложить… в самое темя.

— Это нехорошо — в темя. Надо было мягкое место подставлять.

— Дак как жа? — растерянно заморгал дед. — Если б знать, с какого она зюйда прилетит…

— Ну, бывай здоров, дед, — снова перебил председатель. — Некогда нам.

Востроносый, с прочной печатью озабоченности на лице Колька захлопнул за яблошниками дверцу. Председатель с великим трудом протиснулся на переднее сиденье. Машина испуганно присела под ним и словно бы охнула. Шоферу осталось места — всего ничего.

— Давай, Колька, в училище ихнее, — бросил полковник. — Мы его с хитрого фланга возьмем, Ребята переглянулись и совсем поскучнели. Всю дорогу председатель молчал, словно бы опасаясь, что от его могучего рокота в машине сломается что-нибудь хрупкое. Только перед самым училищем он чуть повернул голову на бычьей шее и сказал:

— Я не знаю, что там вам будет — выгонят или на гауптвахту посадят, но капусту мне училище уберет. Вот так. Есть у вас гауптвахта?

— Нету, — пискнул Мишка Ковалев.

— Ты слыхал, Колька, — у них даже гауптвахты нету. Надо же!

Шофер хмыкнул и покачал головой. Дескать, как там они живут без гауптвахты, уму непостижимо.

Подъехали — удачнее некуда. Директор училища как раз спускался с крыльца административного корпуса. Домой, видно, собрался. Председатель в два мощных рывка выпростал свое тело из машины, отчего та сильно раскачалась, поздоровался с директором как со старым знакомым и крикнул:

— Колька, выпускай!

Пока ребятня вылезала, он объяснял директору, что к чему. Тот заколыхался от негодования, лицо его сразу увлажнилось.

— Так, — полез он за платком. — Так… Мы с ними разберемся, я вам твердо обещаю. С Зубаревым, например, все решено. Хватит его прощать. Я обещаю, что мы самым строгим…

— Ну, это уж вы как хотите, — перебил его председатель, возвышаясь над всеми утесом. — Меня другое волнует. Конечно, жаль будет, если об этом случае узнают, где положено. Такое ведь из года в год… Одним словом, поговорить нам надо.

Он указал глазами на вход в административный корпус.

— Конечно, прошу! — засуетился директор. И ребятам: — Кто зачинщик?

Те понуро молчали.

— Я вас спрашиваю! Ты, Зубарев?

Молчание. Только Мишка Ковалев без устали шмыгал носом.

— Ну, с тобой, Зубарев, все решено. А зачинщика найду — вместе с тобой выгоню. Вон! Все — вон, пока не вызову!

— Эт который Зубарев? — поинтересовался председатель. — Коренастенький? Ничего, подходящий паренек.

7

В общежитие шли молча. Мишка Ковалев, перестав вдруг шмыгать носом, первый юркнул в дверь, будто спасался от директорского гнева. В коридоре Зуб не выдержал и со злостью сказал Саньке:

— Ну что, сторожить нечего, трепло? Послушал я тебя, дурак…

Крутько смолчал. Перед тем, как войти в комнату, он хмуро бросил:

— Хана мне теперь, Зуб.

— Чего это — хана?

Санька оглянулся по сторонам, поманил Зуба в угол коридора и со страдальческой миной на лице зашептал:

— Слышь, Юра, если меня вместе с тобой выпрут, я пропал — убьет отец.

— Так уж и убьет, — хмыкнул Зуб, удивляясь тому, что Крутько назвал его по имени.