Дорога стального цвета - [24]
— Миленький, пойдем в избу, — затормошила его Фроська. — Ну-ну, вставай!
Он попытался подняться, но снова перехватило дыхание, начало дергать и корежить с прежней силой. Было это так мучительно, что пальцы бессильно заскребли землю. Внутренности, казалось, не выдержат, оборвутся, и их выворотит наружу. Задыхаясь, Зуб отплевывался чем-то зеленым.
Над ним остановился Стаська с бутылками в руках. С минуту он смотрел на Зубовы корчи. Потом оттопырил край верхней губы, оскалив железные фиксы, тронул Зуба тупым ботинком, как бы примериваясь для сильного удара. Но удара не последовало.
Сколько-то времени Зуб лежал распростертый, трудно, прерывисто дышал и клацал вязкими, до одури противными зубами. Внутри было холодно, гадко и пусто, как в прелом дупле. Башка разламывалась на части.
Фроська кое-как подняла его, приставила к стене сарая, велела низко наклониться и вылила ему на голову полведра воды. Череп сдавила острая боль. Но в глазах стало проясняться, хоть мир и был еще чересчур подвижен и расплывчат.
Зуб потаращился на Фроську, пока в глазах не установилась резкость, и сказал заплетающимся языком:
— Фроська, ты хорошая.
Голос был слабый, сдавленно-стонущий.
— Хорошая, миленький, хорошая, — усмехнулась Фроська и вздохнула. — Была хорошая, да уж давно кончилась.
— Нет, ты хорошая! — с пьяной настойчивостью повторил Зуб. — Ты в тыщу раз лучше их.
— Ладно, фазанчик, пойдем в избу, я тебя уложу. Под потолком шевелились пласты табачного дыма. На столе добавилось пустых бутылок.
— Фроська, паскуда, пей! — протянул полный стакан водки Чита, плеснув себе на руку. — Пей, поминай свою проклятую душу!
Покачиваясь, Зуб повернулся к нему и угрожающе, как ему хотелось, произнес:
— Она н-не паскуда! Она хорошая!
— О-хо-хо! — взорвалась изба. — А-ха-ха!
— Уже объездила! Ну, Фроська! Ну, стерва!
— Это вы стервы! — истерически заорал Зуб срывающимся голосом, и смех оборвался.
— Но, ты, фраер! — грозно приподнялся над столом Чита. — На кого пасть растворяешь? Счет зубам потерял или как?
Старуха дернула Зуба за рукав, и он плюхнулся рядом с ней на скамью.
— Чего гаешь, малый? — заскрипела она ему на ухо. — Язык тебе не помощник, коли задом думаешь. Прикуси язык-то. Чугунком варить надо, а потом уж гаить.
И она, как недавно белый старик, постучала его по лбу костяшкой пальца.
— За Фроськину волю, за проклятую долю! — крикнула Фроська и опрокинула в себя стакан водки.
Зуба передернуло оттого, как лихо она это проделала. А та покривила крашеные губы, покрякала себе в рукав и стала закусывать.
— Фроська, зачем ты пьешь? — с болью спросил Зуб, скользя глазами за ее уплывающим лицом. — Ну зачем?..
— Пьется, миленький, вот и пью, — безразлично сказала она, хрумкая огурцом. — Чтоб везде одинаково горько было — и внутри, и снаружи.
— Нельзя так, Фроська, — совсем как старуха проскрипел Зуб, потому что его стали душить слезы. — Ты… хорошая… Ты…
У Зуба перекосило мордаху, слезы щекотно побежали к губам.
— Заткнись, миленький, — с горечью, не грубо сказала Фроська, выдавливая сок из остатка огурца. — Заткнись, апостол чертов.
гундосо запел вдруг Стаська, раскачивая над столом свешенную голову. На второй строчке голос его стал какой-то стариковский, надтреснутый, будто навек простуженный.
А Зуба душили слезы жалости к Фроське, к себе, ко всем, кому на свете плохо. И Фроська не унимала его, считая, видимо, что эти, хоть и пьяные, но чистые слезы по праву принадлежат ей. А может, она сама плакала этими Зубовыми слезами, потому что ее загрубелая и затасканная душа давно разучилась это делать. Она плакала его слезами еще и потому, что была женщина, потому что натура ее все же не могла обходиться без слез.
подхватили Панька со старухой.
Слезы прошли так же внезапно, как начались. И жуткое безразличие нахлынуло на Зуба. Оно смяло его, сгорбило, сделало маленьким и тщедушным, и даже странно ему показалось, что он еще достает ногами до пола.
Зуб слез со скамьи, доковылял до угла и, кинув бушлат на бурый, сто лет не мытый пол, рухнул на него как подкошенный.
А хибара рыдала дурными голосами, в которые вплелся теперь и Фроськин голос:
Упав на бушлат, Зуб стремительно полетел в тартарары, кувыркаясь легко и бестелесно. И был этот полет длинным до жути, и чтобы проверить, не летит ли он на самом деле, Зуб больно стукнулся головой о пол. На мгновение полет прервался, а потом его снова понесло, понесло… Слова песни вытягивались в монотонный вой. Наконец все захлестнула чернильная темь. Зуб потерял сознание…
Очнулся он от невыносимой тяжести и тишины. Фроська навалилась на грудь расплывшимися телесами и гладила Зуба по голове.
— Тебе плохо, фазанчик? Плохо? — дышала она ему в лицо душным водочным зноем. — Чего ты стонешь, миленький? Поспи еще, поспи. Вишь, желтый какой.
Зуб застонал, с трудом повернулся на бок. И от этого снова стал проваливаться, кувыркаться, делаясь невесомым.
Потом наступило пробуждение. Было оно тяжелым — с чугунной головой, со страшной ломотой во всем теле и пересохшим, шершавым ртом. В хибаре разговаривали Чита и Панька. Но сначала Зуб не воспринимал смысла слов.
«Про Кешу, рядового Князя» — первая книга художественной прозы сытывкарского журналиста Петра Столповского. Повесть знакомит читателя с воинским бытом и солдатской службой в мирное время наших дней. Главный герой повести Кеша Киселев принадлежит к той части молодежи, которую в последние годы принято называть трудной. Все, происходящее на страницах книги, увидено его глазами и прочувствовано с его жизненных позиций. Однако событийная канва повести, становясь человеческим опытом героя, меняет его самого. Служба в Советской Армии становится для рядового Князя хорошей школой, суровой, но справедливой, и в конечном счете доброй.
Драматические события повести Петра Столповского «Волк» разворачиваются в таёжном захолустье. Герой повести Фёдор Карякин – из тех людей, которые до конца жизни не могут забыть обиду, и «волчья душа» его на протяжении многих лет горит жаждой мести...
Когда в последнее сентябрьское воскресенье Вика с отцом отправилась погулять в центр города, ей даже в голову не могло прийти, что домой она вернется гордой хозяйкой самого лучшего в мире пса — рыжего боксерчика Фрэда с висячими бархатными ушками…
В августе 42-го герои повести сумели уйти живыми из разбомбленного города и долгие месяцы жили в эвакуации, в степном заволжском селе. Но наконец в апреле 1943-го сталинградские дети стали возвращаться в родной дом и привыкать к мирной жизни — играть, дружить, враждовать, помогать друг другу и взрослым.
«Встретимся на высоте» — третья книга тюменской писательницы для подростков. Заглавная повесть и повесть «Починок Кукуй», изданные в Свердловске, уже известны читателю, «Красная ель» печатается впервые. Объединение повестей в одну книгу не случайно, ибо они — о трех юных поколениях, неразрывно связанных между собою, как звенья одной цепи. Тимка Мазунин в голодные двадцатые годы вместе с продотрядом заготавливает хлеб в глухих деревнях одной из уральских волостей и гибнет от рук злобствующих врагов.
«Я всегда хотел убить небо, с раннего детства. Когда мне исполнилось девять – попробовал: тогда-то я и познакомился с добродушным полицейским Реймоном и попал в „Фонтаны“. Здесь пришлось всем объяснять, что зовут меня Кабачок и никак иначе, пришлось учиться и ложиться спать по сигналу. Зато тут целый воз детей и воз питателей, и никого из них я никогда не забуду!» Так мог бы коротко рассказать об этой книге её главный герой. Не слишком образованный мальчишка, оказавшийся в современном французском приюте, подробно описывает всех обитателей «Фонтанов», их отношения друг с другом и со внешним миром, а главное – то, что происходит в его собственной голове.
Известный детский писатель, автор всеми любимых книг «Дядя Фёдор, пёс и кот», «Крокодил Гена и его друзья» с присущим ему юмором и авторскими комментариями рассказывает детям русские народные сказки.
Содержание: 1. Вниз по волшебной реке 2. Меховой интернат.