Дорога стального цвета - [13]

— Заткнись, а то врежу.

— Куркулей так и учат, — спокойно заключил Мишка и подмигнул ребятам.

Те аж рты пораскрывали — Мишка это или не Мишка?

— Что ты сказал, тошнотик?! — поднялся Крутько. — А ну, повтори!

— После ужина повторю, потерпи, — все так же спокойно сказал Мишка и придвинул к себе кашу.

— Нет, ты сейчас повтори! Санька грозно вышел из-за стола.

— Сядь, — негромко сказал Зуб и с прищуром посмотрел на Крутько.

— Ладно, — стушевался тот, — ладно… Я с ним еще поговорю.

Зуба он всегда побаивался, а сегодня вовсе не хотел иметь с ним дело. Но Зуб на него ни разу больше не взглянул.

Ребятня же никак не могла взять в толк, что такое сделалось с тихоней Ковалевым. И видно было, что на Санькину сторону никто даже не подумает вставать. Кто-то даже подбодрил Мишку:

— Ты не дрейфь. Если что, он будет иметь бледный вид.

— И макаронную походку, — добавили с соседнего стола.

Крутько сидел затравленный. На его жующих скулах краснели тревожные пятна.

Никто не заметил, как в столовой появился Ноль Нолич.

— Как ужин, голуби сизые? — весело спросил он. Заметив Зуба, мастер хмыкнул и направился к его столу. — А это кто такой? Ковалев, что это за человек?

— Зубарев. Не видите разве?

— Не знаю такого. У нас такой не числится. — Ехидство так и сочилось из его презрительно улыбающихся губ. — А что он тут делает, этот самый Зубарев?

— Кашу ест! — со злостью ответил Ковалев и добавил: — Ложкой. Понятно?

— Не груби мне, голубь сизый. Лучше скажи, почему он тут кашу ест, да еще ложкой. Он должен есть в другом месте.

У Зуба перехватило дух. Он весь подобрался. Так над ним еще никогда не издевались.

— Ты слышишь, Зубарев? Не собираешься ли ты у нас столоваться? Мы кого попало не кормим. Зуба подкинуло со стула. Ребята охнуть не успели, как он нахлобучил миску с кашей на голову мастера и быстро пошел к выходу.

— Ах ты, негодяй! — взвизгнул Ноль Нолич, скидывая миску на пол. — Остановите его! Держите!

Никто и не подумал останавливать Зуба. В два прыжка он соскочил с высокого крыльца и в вечерних сумерках чуть не сбил с ног Степана Ильича.

— Зубарев, что с тобой?

Зуб свернул за угол столовой и побежал по темной улице.

«Плакало мое направление, — мелькнуло у него в голове. — Возвращаться теперь нельзя».

Через квартал он еще раз свернул за угол. Сзади послышался топот. Зуб перебежал улицу и нырнул в проходной двор.

— Юра, подожди!

Это был Мишка. Вдвоем они забежали в какой-то сарай и, переведя дух, стали прислушиваться. Погони не было. Тишину нарушал только звонкий мальчишеский голос, долетавший с соседнего двора:

— … Я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!

— Здорово ты его! — восхищенно сказал Мишка и захохотал. — Каша потекла, ребята ржут, а он кричит: милицию зовите!

— Пусть зовет. Ему еще не так надо было. Постояв минут десять, они вышли дворами на другую улицу и двинулись куда глаза глядят.

— Что теперь будем делать? — спросил Мишка.

— Тебе ничего не надо делать.

— Я не про себя.

Зуб помолчал, потом ответил;

— Дядька у меня есть. К себе звал.

Мысль о дядьке пришла как-то сама собой. Потому, видно, что это был единственный человек, которому Зуб нужен. Конечно, никуда не годится, что он поедет сейчас, когда его турнули из училища. Беглецом явится. Но дядька должен понять его. Устроит куда-нибудь учеником. Да и каменщиком он вполне мог бы работать.

— А где дядька?

— В Сибири.

— В Сибири?! — Мишка даже остановился. — Как же ты туда попадешь?

— Больше некуда деваться. Что я тут без документов?.. Да и Ноль Нолич такое может устроить — не обрадуешься.

— Этот может. А в Сибири как ты будешь без документов?

— В училище от дядьки напишу, и вышлют. Мишка задумался.

— Трудно это. Без документов тебя милиция по дороге заберет. И денег у тебя нет.

— Ничего, Мишка, не пропаду. Тут меня быстрее посадят — за кашу.

Долго шли молча. Мишка вдруг остановился и твердо сказал:

— Я с тобой поеду. Возьми меня.

Зуб быстро взглянул на него.

— Нет, Мишка, никуда ты не поедешь. Нельзя тебе.

Помедлив, он, не глядя, сунул Ковалеву руку, тот встретил ее неожиданно крепким рукопожатием. Они не сразу разняли ладони, тепло которых поднималось к груди.

После снова ходили по улицам и говорили о Сибири, где живут — они твердо это знали — сильные, крепкие и исключительно честные люди.

Незаметно для себя они оказались рядом с училищем.

— В Сибири зима рано наступает, — сказал Мишка, — У нас и то уже прохладно. Тебе без бушлата нельзя ехать.

— Бушлат надо бы забрать.

— Я тебе принесу. Ты подожди тут, за углом, а я мигом.

Мишка убежал.

Прошло около часа, а Ковалева все не было. Зуб стал уж беспокоиться, не сцапал ли его Ноль Нолич. Хотелось плюнуть на все и самому пробираться в общежитие. Но тут послышались быстрые шаги. Из темноты вынырнул Мишка. Одет он был в Зубов бушлат, висевший на нем как пальто с чужого плеча.

— Долго, да? — виновато улыбнулся Мишка.

— Ничего… Постой, а кто это тебя?

В свете далекого фонаря было видно, что по Мишкиной физиономии размазана кровь, а нос заметно распух.

— А… — махнул рукой Мишка. — С Крутько сцепились. Я ему будь здоров навалял!

— Ничего себе — навалял, — усмехнулся Зуб.

— Ты бы на него посмотрел! Полмесяца будет фонарем светить, куркуль несчастный.