Дорога на плаху - [63]

Шрифт
Интервал

Евгения ушла. Ей было больно сознавать, что она не нужна даже в качестве сиделки, и решила больше не появляться в больнице.

— Женя, ты оставила Бориса? Почему? — спросила встревоженная мама.

— Дежурный хирург нашел, что мое состояние депрессивное, и я не гожусь в сиделки. Я вообще ни на что не гожусь! — воскликнула Евгения, разрыдалась и убежала в свою комнату, закрылась.

Утром, проведя ночь в полузабытьи, вопреки своей воле, она подхватилась и поехала в больницу, обрадовать Бориса своим появлением. Она протрет влажным полотенцем его мужественное лицо, напоит, накормит. Попробует размять его спину, чтобы избежать пролежней, сделает все остальное, что будет необходимо.

Так все и случилось, как она мечтала. За ночь от продолжительного и глубокого сна Борис повеселел. Чернота стала исчезать с его глаз, лицо посвежело. Борис благодарно улыбался Евгении за заботу. Она отзывалась на его улыбки, но оставалась печальной. Это не ускользнуло от внимательного Бориса, но он предпочел пока ни о чем не спрашивать девушку, предоставляя времени расставить все по своим местам.

Сразу же после обеда в палате появилась приехавшая мама Бориса. Она расплакалась, уткнувшись в шею сына, а он гладил ее правой рукой и успокаивал:

— Все уже позади, мама, все идет хорошо. Через неделю я встану.

Евгения вынуждена была уйти, наскоро попрощавшись.

— Но вы не забывайте меня, Женя! — крикнул он вдогонку.

— Хорошо, — услышал в ответ.

— Кто эта приятная девушка? — спросила мама. — У нее такие печальные глаза.

— Это Евгения, моя бывшая подследственная, которая оказалась ни в чем не виновата, — Борис решил сразу же сказать матери правду.

— Ты к ней не равнодушен?

— Я ничего не знаю, мама. Расскажи мне, как ты?

— Врач предупредил меня: не занимать тебя длинными беседами еще, по крайней мере, сутки. Поэтому я только скажу, что у меня все хорошо, за исключением того, что продукты по-прежнему дорожают. — Она улыбнулась и, ласково глядя на сына, добавила. — Сегодня мы будем молчать, а завтра — наговоримся. Спи, я буду оберегать твой сон, как эта девушка.

— Хорошо. Ты устала с дороги. Тебе бы не мешало вздремнуть.

Он внимательно оглядел маму, выглядела она, как и год назад в его приезд домой, моложаво и симпатично, сохраняя свою прекрасную фигуру, одетую по-дорожному в элегантный брючной костюм.

— Не беспокойся, родной мой, я выспалась в самолете. Но эта девушка Евгения, она из хорошей семьи?

— Да, ее родители очень порядочные люди.

— Ты их знаешь?

— Вчера были здесь.

— Так у тебя серьезные намерения?

— Мама, я ничего не знаю. Они не могли не прийти. Это люди долга, — сын понимающе улыбался своей дорогой маме, зная ее характер, что она не успокоится, пока не выяснит для себя все вопросы.

— Хорошо, я умолкаю. Спи.

— Ты на сколько дней ко мне?

— Как встанешь на ноги, а что?

— Ты взяла отпуск без содержания?

— Да, на производстве затишье. Можно гулять месяцами. Деньги все равно не платят.

— Где же ты взяла на такую дальнюю дорогу?

— Мир не без добрых людей. Скажи, у девушки какое образование?

— Среднее, но она специалист по компьютерной технике.

Они долго неспешно переговаривались о житье-бытье, пока утомленный словами Борис, не уснул.

Евгения дважды приходила в больницу, но, узнав от медсестер, что за Борисом все еще ухаживает мама, робела и, не осмелившись показываться ей на глаза, возвращалась домой.

Через неделю Борис стал подниматься с постели, а мама, успокоенная, уехала домой. В тот же вечер Борис позвонил Евгении. И когда услышал ее низкий приятный голос, его охватило волнение, как юношу от первого поцелуя возлюбленной.

— Евгения, вы меня покинули? — спросил он, беря себя в руки.

— Я дважды приходила в больницу, но не смела показываться на глаза вашей маме, — призналась она. — Вы, наверно, рассказали ей, какая я дрянь.

— Евгения, откуда такие черные мысли? — Он не на шутку встревожился. — Мне так не хватало вас все эти дни.

— Я бы предпочла, чтобы вы забыли меня, — нервно отвечала девушка, — но если это правда, то я приеду завтра и привезу горячие пирожки с капустой, если вы их любите.

— Это будет великолепно. Я с удовольствием оценю ваше кулинарное искусство.

— Я постараюсь, и вы увидите, что я еще чего-то стою, — едва не рыдая, ответила девушка.

— Евгения, мне не нравится ваше пессимистическое настроение, — с отчаянием в голосе говорил Борис, сознавая, насколько глубоко травмирована душа девушки. — Я жду вас завтра и поговорим, но знайте сейчас, что кроме вернейших друзей — матери и отца у вас есть еще и другие друзья, которые верят в вас и готовы защищать от любых нападок.

— Хорошо, я приеду, если это вас успокоит, — довольно будничным тоном сказала Евгения и отключила связь.

Разговор оказался огорчителен, но он не смел обижаться.

Он точно знал, что Евгения корит себя за связь с Костячным, и не дай Бог, каким-то образом для нее откроется, что он был ее кровным отцом. Об этом могут рассказать газеты! Собрав газеты в нескольких палатах, он нашел то, что искал. Независимая «Настольная газета» дала броские заголовки и анонс жирным шрифтом: Жуткая история Евгении Кузнецовой в роддоме; Костячный — отец задушенного ребенка-урода; гибель актрисы Савиновой дело рук Костячного и его подельников. Запутанное дело вели и уже раскрыли генерал Климов и его помощник — молодой сыщик Петраков, но по каким-то соображениям достоверную информацию давать не спешат.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.