Дорога к замку - [32]

— Твоя правда. А как маму жалко!

Тётя и мама заплакали.

IV

Тадао поужинал в одиночку. Он заглянул в большую комнату. Там возле незаколоченного гроба сидели гости, ели, пили вино и разговаривали между собой.

— А почему, — спросил Тадао у тёти, — они не уходят домой?

— Сегодня они останутся здесь до утра, — ответила тётя, опуская в кастрюлю с кипящей водой бутылочку сакэ.

— А почему?

— Чтобы бабушке не было одиноко, они побудут с ней.

— И останутся здесь навсегда?

— Нет, только на эту ночь.

— А потом что?

— А потом бабушку закопают в могилу.

Тётя, обернув руку краем передника, вытащила бутылочку из кастрюли.

— Хочешь спать? — спросила она.

— Ага.

— Ну ложись тут.

— Я буду спать у дедушки.

— Туда не ходи.

— Там лучше.

— Странный ты какой‑то.

— Почему странный?

— Да ладно, это я так.

Тётя поставила бутылочку на алюминиевый поднос и понесла гостям.

— Скажи ему, чтоб он тебе побольше футонов постелил.

— Угу.

Тадао побежал по ночному саду к флигелю.

Дедушка сидел у очага все в той же позе.

— У тебя буду спать, — объявил Тадао.

— Ну–ну, — ответил дедушка.

— Ты что, есть не будешь?

— Неохота.

— А–а.

— Ну, будем ложиться?

— Не хочу ещё.

— Я тебе постелю пока.

Дедушка достал из тумбы толстый футон. Тадао помог ему положить подушки. Дедушкина подушка, набитая сухой травой, была тяжёлой и похрустывала. Тадао разделся и залез под одеяло. Дедушка сверху накрыл его ещё одним тюфяком, снял жилет и штаны и лёг рядом.

Тадао повернулся на бок, лицом к дедушке, и сжался в комок. Ноги мёрзли. Дедушка закрыл глаза, веки у него были все в морщинах.

Тадао вспомнил про ушанку, встал и сходил за ней. Лёг и завернулся в одеяло.

— Что, хорошая? — спросил дедушка.

— Ага. Ты мне сделай ещё одну такого же размера.

— Ладно.

— Когда сделаешь?

— Как‑нибудь.

— А завтра нельзя?

— Так быстро не получится.

— Жалко.

— Надо снять шкурку, высушить.

— Ну ладно, в следующий раз.

— Ты теперь когда приедешь? — спросил дедушка.

— Не знаю. Но я обязательно приеду, обещаю.

Из дома доносился непрерывный шум голосов.

— А бабушка умерла, — сказал Тадао.

— Угу.

Дедушка быстро встал и, дёрнув за шнурок, погасил свет.

— Пусть бы горел.

— Не уснёшь так, — сказал дедушка.

Комнату теперь освещал только красноватый свет догорающего очага.

— Бабушка умерла, — снова сказал Тадао.

— Угу.

— Завтра хоронить будут.

— Сначала сожгут.

— А зачем?

— Чтобы остались одни кости.

— А потом уже закопают, да?

— Да.

Угли догорели, и лица дедушки стало не видать.

— А зайцев всех убивают?

— Некоторые дохнут сами.

— Их тоже закапывают?

— Не знаю.

В ящике зашуршали зайцы. Тадао прислушался и услышал, как они жуют траву. Гости в доме шумели все громче.

— А жалко, что ты того зайца окровенил, — сказал Тадао.

— Говорят, когда человек умирает, ему одиноко.

— Бабушке, говорят, одиноко, потому что она умерла.

— Это кто тебе сказал?

— Тётя.

— Ничего не одиноко, — сказал дедушка. — Когда умираешь, все на этом кончается.

Тадао понемногу согрелся и вытянулся на футоне. Он понял, что дедушка повернулся к нему спиной.

— Давай‑ка спать, — сказал дедушка.

— Давай.

Тадао сжал в руках свою ушанку.

Зайцы зашуршали в ящике травой, но когда в комнате наступила тишина, они тоже притихли. Дедушка несколько раз перевернулся с боку на бок.

— Не можешь уснуть? — тихо спросил Тадао.

— Сплю, сплю, — ответил дедушка.

— Завтра опять будет идти снег?

— Будет.

— А бабушка…

— Все, спи.

— Ага.

Тадао хотел ещё поговорить о зайцах, но скоро уснул.

Поздно ночью он проснулся от стонов. Тадао повернул голову и посмотрел в окно. Небо было ясным, светил месяц. Стонал дедушка. Он лежал к нему спиной, и Тадао при свете луны видел, как широкие дедушкины плечи мелко дрожали. Стоны не прекращались долго, и, прислушиваясь к ним, Тадао снова заснул.

Утро. Когда Тадао проснулся, за окном густо валил снег. Снег лежал даже на оконных переплётах. Дедушка на улице гремел лопатой.

А потом за Тадао под зонтиком пришла мама.

Ясуси Иноуэ

Потоп

В конце правления Сянь–ди, последнего императора Младшей династии Хань[10], военачальник Со Май выступил из Дуньхуана[11] через заставу Юймыньгуань во главе тысячи воинов, чтобы основать военное поселение на берегу Кумхэ — реки, текущей в восточной части пустыни Такламакан. Впервые за последние тридцать лет китайские войска отправлялись в поход за пределы империи.

Ещё триста лет назад великий У–ди[12] прошёл со своей армией по Западному Краю[13], но набеги гуннов не прекращались, и из‑за них нередко приходилось закрывать заставы Юймыньгуань и Яньгуань. Иногда власть империи распространялась далеко на запад, до самого горного хребта Кунь–Лунь, но в иные годы полчища гуннов, прорвавшись через Великую стену, разоряли страну до самой Хуанхэ.

С гуннской угрозой неизбежно сталкивались все ханьские императоры — и Старшей, и Младшей династий. Пока на границах империи кочевали гунны, Сыны Неба не знали покоя. Чтобы обезопасить от набегов земли, лежащие за Хуанхэ, надо было разбить воинственных кочевников, а для этого требовалось покорить весь Западный Край. Однако путь туда был далёк и полон опасностей, сопредельные племена ненадёжны, а затраты на снаряжение и содержание войска огромны, поэтому завоевание этих земель каждый раз приходилось откладывать. Многие поколения правителей Китая были не в силах справиться со столь сложным делом.