Дорога к замку - [30]

— Чего?

— Чего–чего, силков.

— Три.

— Ан нет, четыре, — и дедушка громко засмеялся.

Они углубились в чащу. Среди криптомерий стали попадаться берёзы, сначала отдельные деревья, потом сплошь.

Тадао смотрел на дедушкину спину, где вверх ногами висел заяц, глаза его были затянуты тонкой плёнкой. Тадао вынул руку из кармана и потрогал свою ушанку. Мочки ушей под ней были горячими. Он начал почти беззвучно насвистывать.

Вдруг дедушка замер на месте и, ухватив Тадао за плечи, притянул его к себе. Тадао посмотрел туда, куда дедушка показывал пальцем.

У подножия сросшихся стволами трёх берёз через равные промежутки времени снег фонтаном взлетал вверх.

— Попался! — закричал Тадао.

— Помолчи, — тихо сказал дедушка. — А то он начнёт метаться и шкурку попортит. Оставайся тут.

Он, стараясь не дышать, бесшумно вынул топор из ножен и поднял его кверху.

Тадао напрягся всем телом, глядя вслед крадущемуся дедушке. Ему вдруг очень захотелось по–маленькому.

Дедушка опёрся рукой на берёзу, взмахнул топором и прыгнул вперёд. Раздался глухой звук, как будто ударили по деревяшке. Тадао помчался к берёзе. Дедушка поправил съехавшую набок шапку и показал ему зайца, подняв его в руке.

— Уй, какой большой!

— Здоровый, верно?

У зайца на заду ещё оставалась коричневатая шерсть. Тадао взял зверька за уши и подержал на весу. Он был ещё тёплый, рот остался открытым, и виднелись передние зубы.

— Тяжёлый, — сказал Тадао.

— Ага.

— Совсем взрослый заяц.

— Ага.

— Он, наверно, уже дедушка.

— Может быть.

Дедушка взял у Тадао зайца и положил в сетку.

— Этот заяц жил долго.

— Ага, — ответил дедушка. — Ну, что из него сделать? Ты как считаешь?

— Ушанку.

— У тебя же есть.

— Есть. У меня чёрная, а ты сделай белую.

— Ладно, сделаю.

Дедушка голой рукой разгрёб верхний скрипучий слой снега, зачерпнул в ладонь снежку помягче и стал есть.

— Я тоже хочу, — сказал Тадао.

— Ну так ешь.

— А нельзя.

— Кто сказал?

— Мама.

— Почему это?

— Она говорит, живот будет болеть.

— Ничего, не заболит.

— Конечно не заболит.

Тадао, не снимая перчатки, захватил горсть снега и засунул в рот.

— Ну как, вкусно?

— Угу. Ты только смотри, дедушка, не проговорись.

— Не проговорюсь.

— Гляди, обещал.

— Ладно.

Дедушка вынул одну проволочку из связки, что нёс Тадао, и снова зарядил силок — натянул проволоку на вбитый в землю колышек, присыпал сверху снегом и разровнял снегоступом.

— Ещё попадутся? — спросил Тадао.

— Может быть. Хотя вряд ли.

— Почему?

— Человечий запах остался.

— А–а.

Тадао потянул за заячью ногу, высунувшуюся из сетки. Дедушка вошёл в азарт охоты не меньше, чем внук. Берёзовая роща осталась позади. Теперь кругом были только мёртвые, засохшие буки.

Многие деревья уже упали и лежали на снегу, то и дело приходилось перелезать через поваленные стволы.

Самая последняя ловушка осталась нетронутой, а в три остальные попалось по зайцу. У одного все брюхо выела лисица, а двое были живы, но уже обессилели и не двигались. Все вокруг было усыпано клочками шерсти.

Дедушка убил обоих зайцев, ударив каждого обухом топора.

— А лисица‑то, — сказал Тадао.

— Что лисица?

— Чего это она всего зайца не съела?

— У неё сейчас жратвы хватает.

— А почему она у него только живот съела?

— Самое вкусное.

Дедушка положил убитых зайцев в сетку, а того, которого объела лисица, вынув проволоку, кинул в заросли.

Дедушка и Тадао спустились до опушки леса. На свежей вырубке они присели на пни. Сзади был лес, впереди тянулась открытая равнина.

Подперев щеку, Тадао смотрел вдаль. В самом низу змейкой вилась речка. Она разделялась на несколько протоков, и все они блестели на солнце.

Тадао сидел тихо, ждал, пока холодный пень под ним нагреется. Дедушка достал трубку и закурил.

— Сегодня больше всего поймали, — сказал Тадао.

— Ага, — согласился дедушка, взглянув на сетку, лежавшую у его ног.

— И всех — одним ударом!

— Чего?

— Убивал всех одним ударом.

Тадао потрогал топор, висевший у дедушки на плече.

— Да?

— Ну да. Ты их всегда раза по три бьёшь.

— Неужели?

Дедушка посмотрел на Тадао.

— Конечно. Чего ты нахмурился?

— У тебя же целый день лицо было нормальное.

Дедушка выдохнул большой клуб дыма и стал смотреть вдаль. Выбил о ладонь трубку и бросил пепел на снег.

— Дедушка! —Тадао весь сжался и пригнулся к деду. — Заяц!

— Где? — тихонько спросил дедушка, замерев на месте.

— Сзади, сзади!

— Не двигайся.

Дедушка взялся рукой за топорище.

— Сюда спускается?

— Ага.

— Один?

— Один. Давай скорей, а то убежит!

— Пока вниз не спустится, не убежит. Спускаться они плохо умеют.

— Почему?

Тадао от возбуждения стало трудно дышать.

— Задние лапы у них длинные, мешают, — ответил дедушка. — Ну все, замолкни.

Тадао уставился на дедушкины руки, боясь моргнуть глазом. Лицо горело огнём. Он пытался услышать, как приближается заяц, но в ушах стучало. Во рту пересохло. Один разок из‑под прикрытых век Тадао медленно перевёл глаза за дедушкино плечо. Там, где только что никого не было, шевелился снег. Показались уши, розовые глазки, а потом и весь заяц.

Заяц встревоженно огляделся и продолжал спускаться по склону прямо перед ними.

Дедушка рывком вскочил на ноги. Тадао, чуть не упав, кинулся следом. Ему не было видно, куда побежал заяц. Дедушка, изогнувшись всем телом, прямо в снегоступах прыгнул вниз. Тадао остановился.