— Значит тебя выперли, — догадался Энди.
— Отовсюду. Работы нет, медицинской страховки от СомниТека нет, отчислений в пенсионный фонд нет, ничего больше нет. Я просил у него, с учетом, как ответственно я подходил к своей работе, найти для меня хоть какое местечко, но ни с того, ни с сего, меня не пускают на территорию, никто со мной не хочет разговаривать даже по телефону.
— Уффф, — выдохнул Энди.
Честер покачал головой. Моя первая карьера восстановлению не подлежит, вторая карьера все еще подразумевает некоторые риски, и я не очень-то хочу работать в автосервисе в Манхэттене, размахивая в аэропорту табличкой: «Пембрук».
— У тебя есть другая идея, — понял Энди.
— Есть.
— И она подразумевает мое участие, — продолжил свою мысль Энди.
— Очень на это надеюсь.
— Что ты хочешь украсть? — спросил Джон.
— Его гребаные машины, — злобно прошипел Честер. Он кивнул Анне Мари и сказал:
— Прошу прощения за мой французский.
— Я вот что тебе скажу, — сказал Монро Холл. — Давай устроим вечеринку.
— Они не придут, — ответила Алиция и прошла мимо него в сторону лестницы.
Монро стоял наверху лестницы в западном крыле холла, особо ни о чем не размышляя, когда его жена вышла из музыкальной комнаты с треугольником в руке. Когда он ее увидел, мысль, блуждавшая в его голове, наконец, сформировалась: он уже тысячу лет хотел закатить большую вечеринку. Тысячу лет. — Почему нет? — спросил он вдогонку. — Почему ты думаешь, что они не придут?
Она повернулась и одарила его терпеливым взглядом, который он терпеть не мог. — Ты знаешь, почему, — сказала она.
— Кто не придет? — он требовал объяснений. — А наши друзья?
— У нас нет друзей, дорогой, — сказала она. — Больше нет.
— Но кто-то же еще должен остаться на моей стороне!
— Я осталась на твоей стороне. дорогой, — сказала она, на этот раз за ее словами последовала грустная улыбка, которая была ни чуть не лучше терпеливого взгляда. — Боюсь, это так.
— Но раньше мы постоянно устраивали вечеринки, — сказал он, чувствуя себя несчастным и брошенным. Рядом в часах кукушка оповестила всех, что уже десять часов — (утра, хотя кукушки не настолько умны, чтобы различать такие моменты), — а Монро и его жена на автомате двинулись дальше по коридору.
— Конечно, мы раньше устраивали вечеринки, — согласилась она, чуть повысив голос, чтобы перекричать кукушку. — Ты был важным, успешным и богатым человеком, — начала она объяснять, и в этот момент кукушка стихла и спряталась. — Люди хотели, чтобы их видели рядом с тобой, чтобы все думали, что они твои друзья.
— Про них я и говорю, — напомнил Монро. — Эти люди. — Мы их пригласим. Ты напишешь пару заметок о том, как эта маленькая неприятность уже закончилась, и мы все можем вернуться к нормальной жизни, и… — Почему ты машешь головой?
— Они не придут, — тихо сказала она, — и ты об этом знаешь.
— Но я ведь все еще важный и успешный человек, — не унимался он. — И я все еще богат, согласись, хоть я и готов признать, что уже не могу этим щеголять, как раньше. Но я все еще тот, кем был раньше.
— О, милый, вовсе нет, — спокойной сказала она, легонько покачав голов в знак сочувствия, еще один жест из списка нелюбимых. — Теперь, Монро, — сказала она, — ты печально известен. Теперь ты пария.
— Ох! — воскликнул он, словно ему сделали очень больно. — Только ты так считаешь!
— Вечеринки не будет, дорогой, — сказала она. — Можем посмотреть фильмы по телевизору.
— А как насчет адвокатов? — не унимался он. — Они содрали с меня предостаточно, Бог свидетель. Что если я приглашу их?
— Они будут рады прийти, — ответила она.
Он улыбнулся. — Видишь?
— За 350 долларов в час.
— Черт! — рявкнул он и топнул ногой. Мягкий мужчина среднего роста, средних лет, средней комплекции, его щеки слегка пошли рябью, когда он топнул ногой, из-за чего он был похож на индейку, но сам он этого не осознавал, а его жена была слишком добра, чтобы сказать ему об этом, иначе он перестал бы так делать. Но он даже понятия не имел, как комично он выглядел, когда топнул ногой и крикнул:
— Я ничего не могу! Не могу выехать из страны, даже из штата. Не могу поехать в офис…
— У тебя больше нет офиса, милый, — напомнила она.
— Вот поэтому и не могу.
— Если ты приедешь в офис СомниТека, Монро, — сказала она, — оставшиеся работники, те, кто потерял свою прибыль, могут на тебя наброситься.
— Да Боже ты мой! — вопил он. — Почему они просто не могут это переболеть? Я-то что сделал? Ровно то, что делали другие!
— Чуть больше, чем другие, — предположила она.
— Вопрос степени. Монро пожал плечами. — Слушай, а что насчет тех ребят? Ну, знаешь, старая компания из магазина? Они не могут меня игнорировать, их тоже обвинили.
— Если ты вспомнишь, Монро, — напомнила она, и снова этот противный терпеливый взгляд, — судья был очень настойчив в этом вопросе. Ты и эти ребята не можете больше поддерживать контакт.
— Поддерживать контакт! — снова завопил он, как будто это мысль никогда раньше не приходила ему в голову. — Я не хочу поддерживать контакт. Как можно играть в гольф? Я хочу играть в гольф! Невозможно играть в гольф в одиночку, так как мне быть? Только ты сам, клюшки и мяч, ударяешь, идешь, ударяешь, идешь, это скучно, Алиция. Нет ничего скучнее на свете гольфа, если ты играешь один. Вся суть гольфа в том, чтобы посмеяться от всей души со своими приятелями. Ну и где теперь мои приятели?
