Дорога издалека. Книга 2 - [8]

— Вот, слава творцу, — толковали те, кто побогаче. — Теперь у власти люди состоятельные, уважаемые. Наведут порядок в аулах и на караванных дорогах. А то житья не стало от головорезов проклятых…

Правительство республики предписало создать в Керкинском округе народную милицию — отряды самообороны. Местные руководители посовещались и решили: начальником отрядов в округе сделать небезызвестного в аулах Молла-Джума Сурхи, сына еще более прославленного, богатого и влиятельного Чоли-бая.

У самого Чоли-бая в прежние времена не счесть было всяческого добра — овец, верблюдов, коней, рогатого скота; поливные земли исчислялись десятками гектаров. Просторный двор его возвышался на краю аула Сурхи, и что ни день — гостей полон дом. Хозяин держал у себя в услужении троих-четвертых парней — дальних родственников, круглых сирот.

При Чоли-бае находился его младший сын Джума. Отец не пожалел денег, выучил его в лучших бухарских медресе. Молодого человека стали называть почтительно Молла-Джума, а по родному аулу — Сурхи. Ко времени, когда свершилась революция, он был уже известен в окрестных аулах и в Керки. Среднего роста, с окладистой бородой, круглолицый, глаза зоркие, пронзительные. Весьма обходительный, приветливый с людьми, был он не только хорошим знатоком книжной премудрости, но неплохо владел и конем, и саблей.

Еще до своего назначения на высокий пост ловкий Молла-Джума, чтобы заявить о себе в глазах народа, на собственные средства отремонтировал старинную гробницу святого, именуемую Малик-уль-Аждар.

И вот теперь Молла-Джума Сурхи собрал себе два десятка джигитов — из тех, кто участвовал в войне против эмира, на каждого получил в окружном ревкоме коня, винтовку и запас патронов. Всем отрядом — впереди сам командир, с маузером в деревянной кобуре и саблей в ножнах, — рысью носились по дорогам от аула к аулу. Миновала неделя, другая — не слыхать стало о грабежах на караванных тропах.

А затем в каждом ауле были созданы отряды самообороны. Ревком выделил и для них оружие с боеприпасами. Коней и средства на содержание отрядов решено было получить у населения в виде дополнительной подати. В Бешире вступило в такой отряд около пятидесяти человек, и командовать ими был назначен Аллакули. Не без труда разверстали по дворам подать на самооборону. Коней постановили давать джигитам не на весь срок службы, а брать у хозяев на неделю, затем возвращать.

Бывало, и за одну неделю иного кони так намучают, как хозяину и за несколько месяцев не удалось бы.

Отряд самообороны в Бешире не снискал себе доброй славы. Уже в первые дни после его создания произошел случай, надолго запомнившийся людям. Повздорили из-за воды для полива двое соседей — Уста-Ачил и Аллаберен. Первый в прежние времена слыл замечательным кузнецом, отсюда и прозвище: уста — мастер. Но позже пристрастился он к легкому заработку посредника в тяжбах, возле казы с его канцелярией. Второй — старик, скромный бедняк. Ачил, помоложе, одолел бы старика — они уже за грудки схватились, но подоспел родственник Аллаберена, здоровяк Молла-Курбан. Хвать лопатой Ачила по голове… У того кровь ручьем. Привели домой — он и дух испустил. Тотчас дали знать Ходжанепесу, его племяннику, состоявшему в отряде самообороны. Схватил он винтовку, бегом во двор к Аллаберену — в упор всадил старику пулю в грудь. И никакой кары за это не понес, только оружие у него отобрали да выгнали вон из отряда.

Правду сказать, люди не слишком горевали об Уста-Ачиле. Дескать, получил то, чего заслуживал. Но об отряде пошла с той поры недобрая молва. Вскоре в Бешире произошло еще одно убийство: джигит из отряда отомстил своему врагу — кровь за кровь. Нет, с такими «блюстителями порядка» не будет мирной жизни, решили люди. То ли дело, когда над всею округой надзирал Нобат Гельдыев со своими красными орлами.

Из всех поречных аулов в Бурдалыке издавна жило больше всего семейств, считавшихся прирожденными скотоводами. Мужчины этих семейств почти круглый год проводили в песках, возле дальних колодцев. Ремесло скотовода им было знакомо с малых лет. Верхом ездили превосходно, на коне, на верблюде, с седлом и без седла. И следопыты из них получались хорошие. Если в ауле у кого-нибудь воровали скотину, — как принято, след вора накрывали опрокинутою тарелкой. Покажут этот след степному следопыту — сразу тот определит, кто вор, куда убежал.

Лет двадцать назад среди таких скотоводов-следопытов славился Абды-Кель — плешивый Абды. Как-то стянул он только что оягнившуюся овечку у Сапаркули, спесивого бая. И, на беду, попался. Бай связал вора и глумился над ним перед людьми, пытаясь накормить его соломой, точно скотину. Долго мучил бедняку, так что дрогнули сердца даже у влиятельных людей. И они начали просить Сапаркули-бая отпустить виновного, тем более, что прежде за ним ничего подобного не замечалось. Упросили наконец…

А у плешивого Абды был сын по имени Салыр. И Салыр удался весь в отца. Что следы читать, что воровать, что из ружья стрелять. Особенно в последнем парень был искусен. Где бы на тое ни затеяли состязание в стрельбе, Салыр непременно загребал себе чуть ли не все призы. Бывало, на спор, положит яйцо кому-нибудь на голову — одним выстрелом собьет, а человек невредим. Худощавый, среднего роста, бородка растет кое-как, а глаза живые, быстрые. Не речистый, словечка лишнего не вымолвит. Осторожный, осмотрительный, если что затеет, как следует обмозгует заранее. Одно слово — Салыр-непромах, так его прозвали еще смолоду.