Дорога издалека. Книга 2 - [6]

— Будь по-вашему, ака, будь по-вашему! Сами дадим, сейчас хурджун развяжем…

Пока он кланялся, приговаривая, один из его спутников молча развязал пестрый хурджун, достал завернутый в промасленную тряпицу круг кунжутной халвы. Омуркул с поклоном протянул его Шерипу.

— Сочтемся, — еле слышно проговорил Шерип, кланяясь. И не успел он отойти от костра, послышался чей-то голос:

— Добрый человек! — Это от дальнего костра подошел караванщик, заметивший, что тут можно поживиться. — Добрый человек! Вот бы и нам кусочек. Проголодались, с утра крошки не было во рту.

Омуркул, отмахиваясь от просителя, поскорее завязал хур-джун с халвой. Шерип между тем разрезал ножом халву на две половины, затем, подойдя к своему ишаку, сунул одну половину в хурджун: «Это ребятишкам». А другую понес своим товарищам.

Однако не успели вскипятить чай, как опять послышался голос, уже знакомый Шерипу:

— Добрые люди! Сжальтесь!..

Все шестеро обернулись. Возле них был тот же самый караванщик, который только что клянчил для себя халвы. Низенький, узкоплечий, дрожащим голосом просил:

— Добрые люди! С утра ни единой крошечки… Уморят нас голодом эти душегубы… Все как есть отнимут, самих жизни лишат, трупы в песках бросят шакалам на съедение…

У него трясся подбородок, стучали желтые зубы. Того гляди, с душой расстанется человек…

— Да что это ты, уважаемый?! — первым не выдержал Ходжамурад. — Мужчина ты, в конце концов, или плаксивая баба? Возьми себя в руки, не позорься!

— Верно, братец, — миролюбиво заговорил Шерип-Кёр, который справедливо полагал, что ему повезло больше других. — Ну погляди, разве твоя доля хуже, чем у всех, что здесь собрались? Однако, вон, сидят себе, чай попивают, беседуют… Держи голову выше, не давай тельпеку наземь свалиться!

Так они все наперебой подбадривали несчастного. И только Аннасапар, неизменно молчаливый в присутствии старших, ни слова не говоря, поднялся на ноги, отломил кусок халвы от своей доли и протянул незнакомцу. От неожиданности тот словно лишился языка, только заулыбался сквозь слезы и поклонился до земли, крепко прижимая кусок драгоценной халвы.

Стало смеркаться. Гуще задымили костры, путники готовились к трудной ночевке на холоде, под открытым небом. Да и кто знал, сколько еще времени придется здесь провести? Однако события внезапно приняли неожиданный оборот. Вооруженные захватчики оживились: тот, что часа два отдыхал полулежа, после того как накурился терьяку, вскочил на ноги, окликнул своего молодого помощника. Сам заседлал коня, что пасся стреноженный неподалеку. Подозвали третьего, по-прежнему стоявшего в дозоре верхом на коне. Откуда-то явились еще двое их сообщников. На двух коней повесили пустые хурджуны. Старший извлек из-за пояса маузер, двое других взяли в руки винтовки. По знаку старшего все пятеро приблизились к одному из костров.

— Всем сидеть! — тихо, но грозно проговорил предводитель. Караванщики, побелев от ужаса, только рты разинули. Последовал приказ: — У кого при себе деньги, достать, положить рядом. За ослушание — смерть! Ну, живо!..

Трясущимися руками развязывали поясные платки, из-за пазух, из-под халатов вытаскивали нагретые мешочки с монетами. Двое разбойников обходили сидящих, кидали монеты в кожаный кошель. Главарь стоял на прежнем месте, поигрывая маузером.

— Кто из вас старший, ко мне! — приказал он, когда все деньги были собраны. Высокий сутулый старик в косматой папахе поднялся на ноги, тотчас двое разбойников взяли его под руки, по знаку старшего повели к вьюкам… В свои хурджуны перекладывали что полегче и подороже — шелк и каракулевые шкурки, чай, сахар, спички, порох, наркотики. Спустя полчаса вьюки небольшого каравана были вновь увязаны.

— Сидеть, пока не услышите приказа! — внятно проговорил предводитель разбойников, и они всею гурьбой двинулись к следующему костру.

…Стояла глубокая ночь, когда караван разбойников — девять вьючных лошадей был готов тронуться в путь.

— Хей, люди! — сдерживая уздою беспокойного коня, возгласил главарь. — Нагнали мы страху на вас, уж не осудите… И запомните: все, что у вас взято, будет использовано для доброго дела — для священной войны с капырами-большевиками. Да, да! Вы, небось, думаете: разбойники вас обобрали… Нет! Мы — воины ислама, борцы за щетинную веру. Так и передайте проклятым большевикам, когда станут у вас допытываться… Ну, а сейчас вы свободны. Хотите отправляйтесь кто куда, хотите здесь дожидайтесь рассвета. Только за нами следом не увязываться. Кто ослушается — пуля на месте, и весь разговор!.. Все слыхали? Прощайте же, не поминайте лихом! Еще и свидеться бог приведет…

Спустя четверть часа разбойников и след простыл — смолк вдали перестук копыт, больше не слышно было ржания коней, звона сбруи. Никто из караванщиков не тронулся с места. Ошеломленные, подавленные, многие повалились спать, даже не разведя потухших костров.

Шестеро караванщиков — у них тоже не оставалось ни монеты — наутро решили продолжить путь к Беширу. У каждого» однако, в душе притаился страх: как знать, что за опасности еще ждут впереди? Но у всех было на памяти, как уверенно вел себя Шерип-подслеповатый в плену у калтаманов.