Дорога издалека. Книга 1 - [3]
Один или два раза в году по распоряжению казы его помощники проводили сплошную проверку гирь и весов у всех торгующих на базаре, особенно у мясников. И горе тому, у кого обнаруживали какой-нибудь изъян — весы неточные либо гири легче положенного! Тогда уж не висела без применения знаменитая плеть силача Сеид-Косе, зевакам было на что поглазеть перед домом красильщика Джаппара. Да еще, чтобы вконец не сгубили, приходилось провинившимся на взятки не скупиться, а для этого распродавать имущество. После такого, ясное дело, — торговле конец…
Хорошо запомнились мне и арыки, снабжавшие наш аул водой. Как мы уже знаем, у каждого племени, даже колена или рода, был свой арык. Он считался собственностью всего племени, однако в то время, которое мне памятно, распоряжались водой почти полностью старейшины — кетхуда. Простой же народ гнул спину ради их наживы, проливая горький пот.
Валы вдоль арыков — эти валы называются райиш — росли из года в год: сюда при очистке русла выбрасывали землю. Склоны у райиша — в виде ступеней, каждая ступенька называется ахира. Во время массовой чистки арыков — хашара — на каждой ахира выстраивается цепочка работающих, с лопатами или кетменями. Ил со дна кидают сперва на нижнюю ахира; тот, кто здесь стоит, должен подхватить его лопатой и зашвырнуть на следующую ахира, выше. И так до самого гребня райиша. Нижняя ахира — место наиболее трудное: задевался, не поспел комья подхватить — они летят вниз, обратно в русло, а снизу несутся проклятья. Или тебя самого илом закидают. Легче всего наверху; там и ставили обычно тех, кто слабее. Как говорится, среди сорока куланов один хромой незаметен.
Да, много хлопот моим землякам доставляли арыки в ту пору, многих усилий требовали. Оценить это вполне способен лишь тот, кто сам вырос на берегах Амударьи.
Почти в самом центре аула перекрещивались два крупных арыка. Невдалеке от места их пересечения располагался наш меллек — участок земли, площадью около полутора танапов. Ближе к арыку стоял низенький глинобитный домик с плоской крышей. В нем имелась всего одна комната с двумя дверями. Войдешь в одну — сбоку в стене ниша, куда ставят мешки с зерном и мукой. А напротив другой двери — очаг, здесь же по обе стороны разостланы коврики из екена; еще один такой же ковер, покрупнее, — между очагом и второй дверью, где ниша. Тут, на краю ковра, днем свернута постель моего деда.
Больше в домике ничего нет. Мой дедушка живет здесь, а мать с отцом и я с сестрой — в юрте из старой выгоревшей на солнце кошмы. Такие кибитки, или юрты, называют черными, и это наименование очень им подходит.
На нашей земле, на берегу арыка, росло всего лишь одно тутовое дерево — кряжистое, с густой листвой в летние месяцы. А живности было — только пес Алабай, корова да ишак. Зимой скотина стояла в сарайчике возле дома, а летом — на открытом воздухе, привязанная к дереву возле арыка. Одному Алабаю вольная воля круглый год.
Тут-то и прошло мое детство. Совсем мало событии сберегла моя память из далекой поры.
На крыше сарайчика обычно складывали солому на корм скоту — сухой буян, другие травы. Влезали на крышу по лестнице.
Как-то раз дедушка полез на крышу за соломой — да как грохнется оземь! Трухлявая перекладина, оказывается, переломилась. Дед охает, не может встать. Прибежал отец, поднял его, перетащил в кибитку.
Дед сильно повредил ногу. Лекаря позвали — врачей тогда не было и в помине. Пришел лекарь — его звали Таган-табиб, — притащил десятка полтора мешочков со снадобьями, разложил их, как торговец на базаре. Потом смешал что-то в миске, поставил вариться на очаг. Сварил густую зеленоватую мазь, натер ногу деда, крепко перевязал платком и велел не развязывать до утра. Ночью мы услышали: стонет наш дед в домике, так и не унимался всю ночь. Наутро сняли повязку, видим: покраснела больная нога, распухла вся. А потом, дня через два, на ней вздулся нарыв, который вскоре лопнул. Долго в тот раз болел несчастный дед, и у меня с той поры укоренилась неприязнь к аульным лекарям-табнбам.
Еще помню: летом, в самую жару, я пригнал домой корову, поел. Тем временем старшая сестренка отправилась накосить травы. Я сидел в кибитке, отдыхал, глазел по сторонам — ждал сестру. Знал: как только она вернется, вместе пойдем к арыку, туда, где обычно купается детвора. Зной стоял нестерпимый: яйцо в песок закопай — испечется. Бедный Алабай развалился в тени домика и тяжело дышал, высунув язык.
Сестра наконец вернулась. Налила себе кислого молока, отломила кусок чурека; потом прибрала посуду, остатки чурека завернула в сачак. Взяла меня за руку — и бегом к арыку. Мне тогда исполнилось уже семь лет, сестра была года на три старше.
Арык в одном месте широко разливался, тут-то мы всегда летом купались. Девочки обычно приводили своих братишек и сестренок; вероятно, старшим ребятам сюда ходить не полагалось. Выше и ниже по арыку тянулись густые заросли невысокого тутовника; девочки там раздевались и купались чуть поодаль от нас, мелюзги. Ну, а мы раздевались прямо на берегу, садились, болтали ногами в воде, потом кидались в арык, плескались, кто как умел. Некоторые, выскочив из воды, бежали к дороге, валялись в пыли и снова окунались в воду. Иные приходили сюда не купаться, а просто посидеть в холодке, у воды, в тени кустов.
Данный роман является продолжением первой книги писателя «Дорога издалека». Теперь действие развертывается в первые годы после окончания гражданской войны на юго-востоке Туркменистана, когда закладываются основы советского строя на земле древнего Лебаба. Перед нами проходит вереница персонажей, колоритно и точно выписанных, из числа вчерашних рабов эмира, только что вступивших на путь самостоятельной жизни, без гнета и оков. Книга заканчивается торжественным провозглашением Туркменской ССР.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.