Дорога через безмолвие - [2]

Золото находили поначалу около Балларата, а затем у Каслмейна, Бендиго и в десятках других «жильных мест». Прихватив кирку и лопату, мешок с мукой и пакет чая, золотоискатели устремились на северо-восток, прокладывая путь через безымянные холмы и долины; не успевал пронестись слух о чьей-либо удаче, к примеру, о том, что «выпал фарт на реке Овенс», как там лихорадочно начинали копать. Нередко золото лежало прямо на поверхности — стоило лишь нагнуться, чтобы подобрать его; самородки находили у корней деревьев, в траве или в песчаном русле обмелевших рек. Знаменитый самородок, нареченный «Привет пришельцу», весом 2284 унции и стоимостью 9534 фунта стерлингов, был открыт на глубине… пяти сантиметров.

К 1853 году в Мельбурн ежегодно прибывало до тысячи судов, деньги в неразберихе спекуляции потеряли всякую стоимость. Цены на землю в городе подскочили до 200 фунтов за фут — в пять раз выше, чем в Лондоне! Старатели загребали деньги лопатой, чтобы тут же спустить их. После долгих месяцев изнурительного труда на прииске душа жаждала кутнуть — и удачники прикуривали сигару от пятифунтовой банкноты, ставили вместо кеглей бутылки французского вина, прибивали к копытам лошадей золотые подковы.

В Австралии всегда ощущалась нехватка женщин; на заре колонизации, во времена каторжников, несколько сот девиц из исправительной колонии, прозванных «гриновским штучным товаром»[1], доставили сюда из Англии, чтобы поселенцы смогли обзавестись женами. Теперь положение изменилось: проститутки стаями разгуливали среди наспех сколоченных лачуг на окраинах Мельбурна; свежеиспеченный богач-золотоискатель, желавший пустить пыль в глаза, устраивал шутовскую свадьбу с одной из девиц и на глазах у шокированных обывателей катил в карете по Коллинз-стрит с разодетой в парчу и бархат «невестой».

В первое время на золотых приисках действовал «сухой закон», но весьма скоро он превратился в фарс и был отменен; питейные заведения расплодились как грибы и не испытывали недостатка в клиентах. Повальное пьянство, острая нехватка полицейских и бесконтрольность со стороны чиновников привели к тому, что преступность расцвела пышным цветом, превратившись в серьезную проблему. На приисках не умолкала стрельба, поножовщина сделалась заурядным явлением, разбойники устраивали засады на дорогах, грабя старателей, возвращавшихся с золотом к побережью, убийства совершались прямо на улицах Мельбурна.

Старая гвардия поселенцев — овцеводы-скваттеры, первыми захватившие окрестные земли, — воспринимали эти события почти как конец света. Одни видели в них безумство черни, грозившее «новой Французской революцией». Другие, такие, как декан местного собора Макартни, считали, что «расшатались все общественные устои, большинство людей лишилось разума, а остальных парализовал страх».

Некто Д. Пьюзли, писатель-путешественник безукоризненной респектабельности, с ужасом делился впечатлениями от Мельбурна той эпохи: «Это — современный Вавилон, филиал ада на Земле, город драчунов, мошенников и пьяниц… В 1852–1853 годах спекуляция, разбой и беспорядки в Виктории достигли апогея; добыча золота и цена на землю тоже подскочили к этому времени до наивысшей точки. Грабители и убийцы орудовали абсолютно беззастенчиво, уверенные в полной безнаказанности; стражи порядка совершали столь выгодные сделки, заколачивая по тысяче в день, что им было не до арестов нарушителей закона; купцы и лавочники не заботились ни о чем, кроме как о наживе, а пройдохи и картежники пожинали обильный урожай…»

И все же объективность требует сказать, что за фасадом этой кутежной вакханалии в колонии продолжалась и другая жизнь: фермеры возделывали землю, горожане строили дома, а предприниматели, сумевшие устоять перед соблазнами «золотой лихорадки», успешно вели дела. Так или иначе разгулу и беззаконию первых лет нашествия искателей легких денег понемногу стал приходить конец. Нет, запасы золота не исчерпались, просто старатели выбрали лежавшие на поверхности россыпи, и теперь драгоценный металл приходилось добывать в глубоких шахтах. Место золотоискателей-одиночек заняли сотни и тысячи рабочих, нанятых золотопромышленными компаниями, платившими твердое жалованье. Важной отраслью хозяйства становилось производство шерсти, а позднее — зерна; многие ремесленники из числа новых иммигрантов убеждались, что они в состоянии прокормить семью в городе, не отправляясь на рудники. В итоге цены постепенно стабилизировались.

К концу 50-х годов к Балларату протянули железнодорожную ветку, а связь между наиболее густонаселенными частями колонии обеспечивали дилижансы дорожной компании, организованной молодым американцем по фамилии Кобб. Вскоре дилижансы предприимчивого Кобба колесили по всей Австралии, а его курсировавшие между золотыми приисками «левиафаны», запряженные двадцатью двумя лошадьми, брали за раз до 100 пассажиров — рекордное количество для той эпохи. Короткое время спустя телеграф соединил Мельбурн с Аделаидой и Сиднеем. Быстроходные клиперы добирались из Англии до Мельбурна вокруг мыса Доброй Надежды за два месяца с небольшим; строившийся Суэцкий канал должен был значительно сократить путь, так что изоляция континента отходила в прошлое.