Дорога без конца (без иллюстраций) - [14]

С этого момента Каса, по-прежнему очень популярный в народе, начал обрастать приверженцам покруче. К нему примыкало «дворянство», к нему присоединялись аристократы низших рангов со своими дружинами, в его ставку нашли дорогу послы «князей» и  «короля» Ласты, а самое главное, именно на Касу, поразмыслив, сделал ставку молодой, крайне амбициозный патриарх, абунэ Сэлама III, тоже мечтавший о единой стране и увидевший в молодом шыфта человека, которого, в отличии от «князей-королей», можно будет взять на поводок. Этот союз для Касы был настолько важен, что все требования абунэ он принял, согласившись объявить единственно правильным толк «кара» (чистое православие), которого придерживался патриарх, а все остальные, не говоря уж о католицизме, объявить вне закона, причем католикам вообще полагалась смертная казнь.

Встретились, пообщались, ударили по рукам, и  все вообще пошло как по маслу. По призыву абунэ в ставку Касы поехали князья всех провинций, уже не заключать союзы, но присягать, и в 1853–м рас Али, некоронованный правитель империи, окончательно разбитый, куда-то сгинул, а сын торговки коссо, подчинивший себе все нагорье Амхара, - сердце империи, - стал одним из реальных претендентов на имперский трон. А вскоре, 7 февраля 1855, и короновался в монастыре Марьям-Дэрэсса, причем, поскольку провел церемонию лично патриарх, с соблюдением всех старинных, даже забытых эфиопских обычаев, говорить о какой-то узурпации не мог никто. Отныне Теодроса II (имя было избрано в связи со старой легендой) можно было и свергнуть, и убить, но не вычеркнуть из хроник, как самозванца.

Ставка на зеро

Корона, однако, еще не власть. «Король» Ласта прибыл на коронацию и присягнул без вопросов, «короля» Тигре новый царь царей разбил, понизив статус «королевства» и посадив туда своего наместника, но оставался еще и третий, с которым говорить было не о чем. Хайле-Мэлекот, «король» могучего Шоа, опирающийся к тому же и на вассальное Уолло, «княжество» воинственных племен галла, исповедуя толк «тоуахдэ» (православие с уклоном в несторианство), объявленный в пределах его владений единственно верным, считал «кара» ересью, абунэ – раскольником, а императора – худородным выскочкой. Кроме того, родословная ныгусэ Шоа восходила к царице Савской, армия была вдвое больше императорской, и короче говоря, его следовало или переубедить, или погибнуть. Двоим в одной Эфиопии варианта ужиться не просматривалось.

Неизбежная война перешла в горячую фазу, и вскоре Теодрос впервые показал, что способен не только побеждать врагов и обаять союзников. После первой битвы с войсками галла, привычно, хотя и с немалым трудом им выигранной, несколько тысяч пленных, как полагалось, отпустили домой, в Уолло. Но перед тем, как отпустить, всем до единого, от рядового до дэджазмача, отрубили руки. Слухи разнеслись мгновенно, и страна онемела от ужаса. Размышлявшие, чью сторону принять, резко перестали сомневаться, ошеломленная Уолло признала верховную власть императора, милостиво согласившегося больше рук не рубить. И в октябре 1855 , собрав армию в (возможно, преувеличено) 80 тысяч воинов из всех провинции империи, Теодрос II в сопровождении абунэ Сэламы и «королей» Ласты и Тигре, двинулся на Анкобэр, укрепленную столицу Шоа.

Исход столкновения не брался предсказать никто. Императора вел огромную армию, но и в полках «короля» Тигре бойцов было не меньше. Теодрос по праву слыл непобедимым, но и на счету Хайле-Мэлекота, воевавшего и с мусульманами, и с соседними князьями, и с пограничными «варварами» поражений не числилось. Рядом с царем царей во главе войска ехал сам абунэ, объявивший поход священной войной с «еретиками тоуахдо», но и негуса благословил на борьбу с «еретиками кара» ычеге (митрополит) из монастыря Либнэ-Дынгыль, почти равный по статусу патриарху. И даже тот факт, что накануне сражения, 9 ноября, скоропостижно скончался (или был отравлен лазутчиком, что тоже вполне вероятно) умер ныгусэ Хайле-Мэлекот, мало что менял: военный совет Шоа, не желая деморализовать солдат, веривших в звезду своего «короля», засекретило его смерть наглухо.

Уловка удалась: когда войска начали разворачиваться в боевые порядки, владыка Шоа, как всегда, сидел в своем паланкине на месте, определенном традицией. Правда, лицо его было скрыто покрывалом, но священники объяснили солдатам, что все в порядке: просто у его величества болят глаза, и специальный человек, голосом, похожим на голос Хайле-Малекота, «призвал храбрецов Шоа постоять за правильную веру и родную землю». Затем, около полудня, прогрохотали трубы, - и через несколько часов стало ясно, что Теодрос вновь победил. Ему достался весь обоз противника, в том числе, две пушки, о которых он мечтал, - и Эфиопия.

Правда,  самый ценный приз, 12-летнего «королевича» Сахле-Марьяма, заполучить не удалось: телохранители, один за другим жертвуя собой, сумели вывезти пацана с поля боя, к матери, переправившей сына на юг, где, как казалось, безопасно. Но теперь безопасно не было нигде. Скоро принц оказался в руках императора. Его, конечно, не обидели, а поместили в неприступной крепости Мэкдэла, объявив «почетным гостем», но всем было ясно: пока мальчик «гостит» у царя царей, лояльность Шоа обеспечена. И все бы хорошо, но ничто в жизни не дается даром: на следующий день после великой победы (так, по крайней мере, гласит легенда) в ставку Теодроса пришла весть о смерти императрицы.