Дон Жуан - [2]

По математике я – минус,

По философии – изнанка божества;

Короче, я ничто; я жизни отрицанье;

А как господь весь мир из ничего создал,

То я тот самый матерьял,

Который послужил для мирозданья.

Клеветникам назло, прогресс во всем любя,

Чтоб было что-нибудь, я в дар принес себя,

Не пожалел отдать часть собственного теста,

Чтоб вылепиться мог вселенной сложный шар;

А так как быть нельзя, не занимая места,

То в остальное он вошел, как в свой футляр.

Когда вы, полные восторженной хвалою,

Поднявши очи к небесам,

Акафисты[3] свои поете фистулою,

Я к звонким вашим дишкантам —

Фундаментальный бас.

Духи

По дерзостным речам

Тебя узнать легко. Явись же лучше к нам

И не веди происхожденья

Хвастливо от предвечной тьмы;

Увы, ты был, до дня паденья,

Таким же светлым, как и мы!

Голос

Мне грамоту мою отстаивать – бесплодно;

Во мне так много есть сторон,

Что быть готов я, коль угодно,

Не что иное, как бурбон[4].

Но если с этой точки зренья

Мы будем на мое смотреть происхожденье,

Тогда осмелюся сказать,

Вам не во гнев и не в обиду,

Что я, имев несчастье потерять

Архангельский мой вид, лишился вовсе виду.

Поэтому, коль я вам подлинно собрат,

То одолжите мне, любезные собратья,

Какой-нибудь наряд,

Приличный облик или платье!

Духи

Бери любой; явися нам

Как змий, как ворон иль иначе!

Сатана

(является в виде черного ангела)

Вот так известен я певцам,

А живописцам наипаче.

Первый дух

Замолкнул соловей, поблекнули цветы,

Подернулися звезды облаками…

Скажи, погибший брат, чего здесь хочешь ты

И что есть общего меж нами?

Второй дух

Дух отрицания, безверия и тьмы,

Дух возмущенья и гордыни!

Тебя ли снова видим мы,

Врага и правды и святыни?

Третий дух

Ты ль, мной самим, как червь, низверженный

о прах,

Теперь, с насмешкой на устах,

Дерзаешь в сонме[5] сем являться?

Сатана

Превосходительный! Не стыдно ль так ругаться?

Припомни: в оный день, когда я вздумал сам

Владыкой сделаться вселенной

И на великий бой поднялся дерзновенно

Из бездны к небесам,

А ты, чтоб замыслам противостать свободным,

С негодованьем благородным,

Как ревностный жандарм, с небес навстречу мне

Пустился и меня шарахнул по спине,

Не я ль в той схватке благотворной

Тебе был точкою опорной?

Ты сверху напирал, я снизу дал отпор;

Потом вернулись мы – я вниз, ты в поднебесье, —

И во движенье сил всемирных с этих пор

Установилось равновесье.

Но если б не пришлось тебе меня сшибить

И, прыгнув сгоряча, ты мимо дал бы маху,

Куда, осмелюся спросить,

Ты сам бы полетел с размаху?

Неблагодарны вы, ей-ей,

Но это все дела давно минувших дней[6],

Преданья старины глубокой —

Кто вспомнит старое, того да лопнет око!

Духи

Какое ж ныне замышленье

Тебя из бездны вызвало опять?

Сатана

Хотелось мне, для развлеченья,

Весной немножко погулять.

Но, впрочем, у меня есть и другое дело.

Коль вам беседовать со мной не надоело,

Охотно сообщу задуманный мной план.

(Садится на обгорелый пень.)

Есть юноша в Севилье, дон Жуан,

А по фамильи – де Маранья.

Ему пятнадцать лет. Счастливые года!

Чуть пухом поросла младая борода,

Почти еще дитя. Но в мыслях колебанье

И беспокойство видны иногда.

Как размышляет он глубоко

И как задумчив он порой!

К какой-то цели все неясной и высокой

Стремится он неопытной душой;

Но если речь зайдет о воинской отваге

Или любви коснется разговор,

Его рука уже на шпаге,

Огнем горит орлиный взор.

Как он хорош в толпе придворной,

Одетый в бархат и атлас,

Когда он клонит так притворно

Свой взор при встрече женских глаз!

Зато как иногда он смело

На них украдкою глядит!

Сам бредит о любви, а кровь кипит, кипит…

О молодость моя, куда ты улетела!

Вы правы, господа! На утре бытия

Мечтателем когда-то был и я,

Пока не преступил небесного предела!

Духи

О Сатана, кого назвал ты нам!

Сей дон Жуан любимец есть природы,

Он призван к подвигам и благостным делам,

Пред ним преклонятся народы,

Он будет славен до конца,

Он стражей огражден небесной неприступно,

К нему ты не прострешь руки своей преступной —

Познай: сей дон Жуан избранник есть творца!

Сатана

Мой также. Я давно его заметил.

Я знаю, сколь удел его в грядущем светел,

И, юношу всем сердцем возлюбя,

Я сделаю его похожим на себя.

Духи

Но где же власть твоя? Где сила?

Сатана

Оно и не легко. И дорого, да мило!

Послушайте. Во всем я к точности привык.

Ведь каждый данный пункт, характер или лик

Мы можем мысленно, по нашему капризу,

И кверху продолжить и книзу.

Я часто сам от скуки наблюдал,

Как иногда моя меняется натура:

Взберусь наверх – я мрачный идеал;

Спущуся вниз – карикатура.

Теперь, как с кафедры адъюнкт[7],

Я вашего прошу вниманья:

Любую женщину возьмем как данный пункт;

Коль кверху продолжим ее мы очертанье,

То наша линия, как я уже сказал,

Прямехонько в ее упрется идеал,

В тот чистый прототип, в тот образ совершенный,

Для каждой личности заране припасенный.

Я этот прототип, не зримый никому,

Из дружбы покажу любимцу моему.

Пусть в каждом личике, хоть несколько годящем,

Какое бы себе он ни избрал,

Он вместо копии все зрит оригинал,

Последний вывод наш в порядке восходящем.

Когда ж захочет он, моим огнем палим,

В объятиях любви найти себе блаженство,

Исчезнет для него виденье совершенства

И женщина, как есть, появится пред ним.

И пусть он бесится. Пусть ловит с вечной жаждой

Все новый идеал в объятьях девы каждой!