Дон Жуан - [3]

Злословия порок всему виною!

Но я вполне свободен от него:

Супругов я улаживаю ссоры,

Но сам-то я женюсь весьма не скоро.

24

Я пробовал вмешаться. Я имел

Отличные намеренья, признаться,

Но как-то я ни разу не сумел

До них ни днем, ни ночью достучаться:

Дом словно вымер, словно онемел.

Один лишь раз (прошу вас не смеяться!)

Жуан случайно среди бела дня

Ведро помоев вылил на меня.

25

Он был похож на юркую мартышку

Хорошенький, кудрявый, озорной,

Родители любили шалунишку,

И только в этой прихоти одной

Они сходились. Надо бы мальчишку

Учить и жучить, но они со мной

Советоваться вовсе не хотели

И портили сынишку как умели.

26

Итак — я не могу не пожалеть

Супруги жили плохо и уныло,

Мечтая каждый рано овдоветь.

Со стороны, однако, трудно было

Их внутреннюю распрю разглядеть!

Они держались вежливо и мило,

Но вот огонь прорвался, запылал

И явно обнаружился скандал.

27

Инеса к медицине обратилась,

Стремясь безумье мужа доказать,

Потом она с отчаянья пустилась

Его в дурных инстинктах упрекать,

Но все-таки ни разу не решилась

Прямые доказательства назвать:

Она считала (так она твердила),

Что честно перед богом поступила.

28

Она вела старательно учет

Его проступкам; все его записки

Цитировать могла наперечет

(К шпионству души любящие близки).

Все жители Севильи круглый год

Инесе помогали в этом сыске:

Уж бабушка на что стара была

А ведь и та чего-то наплела!

29

Инеса созерцала без волненья,

Подобно женам Спарты прошлых лет,

Казнимого супруга злоключенья,

Надменно соблюдая этикет.

От клеветы и злобного глумленья

Несчастный погибал, а льстивый свет

В ее великолепном равнодушии

С восторгом отмечал великодушие.

30

Прощаю осторожное терпенье

Моим друзьям, которые молчат,

Когда по мере сил и разуменья

Вокруг меня завистники кричат;

Юристы не такое поведенье

Названьем «malus animus»[3] клеймят:

Мы мстительность пороком полагаем,

Но если мстит другой — не возражаем.

31

А если наши старые грешки,

Украшенные ложью подновленной,

Всплывут наружу, — это пустяки:

Во-первых, ложь — прием традиционный,

К тому же господа клеветники

Увлечены враждой неугомонной,

Не замечают, что из года в год

Шумиха только славу создает.

32

Сперва друзья пытались их мирить,

И родственники думали вмешаться

А я, уж если правду говорить,

Советовал бы вам не обращаться

Ни к тем и ни к другим. Большую прыть

Явили и законники, признаться.

В надежде гонораров. Только вдруг

Скончался неожиданно супруг!

33

Скончался. Умер. О его кончине

Жалели горячо и стар и млад

По тон весьма естественной причине,

Что рассуждать о ближнем всякий рад.

Мне намекал юрист в высоком чине:

Процесс-то был скандалами богат

Любители острот и диффамаций

Лишились самой лучшей из сенсаций.

34

Он умер. Вместе с ним погребены

И сплетни, и доходы адвоката:

Любовницы пошли за полцены,

Одна — еврею, а одна — аббату

Дом продан, слуги все разочтены,

И, как ни принял свет сию утрату,

Оставил он разумную жену

Его грехи обдумывать — одну.

35

Покойный дон Хосе был славный малый

Могу сказать: его я лично знал,

Он образ жизни вел довольно шалый,

Но я его за то не осуждал:

Он был горяч, игра его пленяла,

И страсти он охотно уступал.

Не всем же жить в таком унылом стиле,

Как Нума, именуемый Помпилий!

36

Но, какова бы ни была цена

Его грехам, он пострадал довольно,

И вся его искуплена вина.

Подумайте, ему ведь было больно,

Что жизнь его и честь осквернена

Женой и светской чернью сердобольной.

Он понял — кроме смерти, для него

Уже не остается ничего.

37

Он умер, не оставив завещанья,

И стал Жуан наследником всего

И сплетен, и долгов, и состоянью,

А маменька почтенная — его

Опекуном. Такое сочетанье

Ролей не удивило никого:

Единственная мать уже по чину

Надежный друг единственному сыну.

38

Умнейшая из вдов, немало сил

Инеса приложила и старания,

Чтоб сын ее семьи не посрамил,

Которою гордилась вся Испания.

Жуан, как подобает, изучил

Езду верхом, стрельбу и фехтование,

Чтоб ловко проникать — святая цель

И в женский монастырь, и в цитадель.

39

Инеса постоянно хлопотала

И очень беспокоилась о том,

Чтоб воспитанье сына протекало

Отменно добродетельным путем:

Руководила и во все вникала

С большим педагогическим чутьем.

Жуан отлично знал науки многие,

Но, боже сохрани, — не биологию!

40

Все мертвые постиг он языки

И самые туманные науки,

Которые от жизни далеки,

Как всякий бред схоластики и скуки;

Но книжек про житейские грешки

Ему, конечно, не давали в руки,

И размноженья каверзный закон

Был от его вниманья утаен.

41

Трудненько было с классиками им!

Ведь боги и богини резво жили

И, не в пример испанцам молодым,

Ни панталон, ни юбок не носили.

Педантов простодушием своим

Смущали и Гомер, и сам Вергилий;

Инеса, что совсем не мудрено,

Боялась мифологии давно

42

Мораль Анакреона очень спорна,

Овидий был распутник, как вы знаете,

Катулла слово каждое зазорно.

Конечно, оды Сафо вы читаете,

И Лонгин восхвалял ее упорно,

Но вряд ли вы святой ее считаете.

Вергилий чист, но написал же он

Свое «Formosum pastor Corydon».[4]

43

Лукреция безбожие опасно

Для молодых умов, а Ювенал,

Хотя его намеренья прекрасны,

Неправильно пороки обличал:

Он говорил о ближних столь ужасно,

Что просто грубым слог его бывал!

И, наконец, чей вкус не оскорбляло

Бесстыдство в эпиграммах Марциала?

44

Жуан, конечно, классиков зубрил,