Валерий был хороший парень.
Васька улыбался.
Встала Нюра. Все затихли. Нюра волновалась. Лицо у нее было красное, возмущенное.
- Я не буду говорить про Кочина. Человека обвинить можно. А как бы поступили вы? Пусть бы он украл, да? Обвинить легче всего Обвинители находятся. Нет, это неправильно! — Она смотрела на Ваську.
Васька спросил ее:
- А как бы поступила ты?
- Так же точно, если хочешь знать.
- И ты бы била?
Нюра смутилась.
- Нет, ну бить бы я не била...
Васька заулыбался. Я понял, что дело оборачивается плохо. Мне объявили выговор, но не в личное дело, а в протокол. Кроме этого меня обязали регулярно посещать политинформации и наладить выпуск комсомольской цеховой газеты «Пламя».
Дома Алексей Иванович сказал, что выговора в протокол мало.
- Всыпать бы вам по первое число, вот тогда было бы понятно.
Я сказал, что и так понятно, но, в общем-то, я неудачник.
Алексеи Иванович засмеялся и сказал, что в кино идет новая картина.
Вечером я пошел с Нюрой в кино. Она обрадовалась, когда я пришел к ним в комнату. Мы шли по коридору, и она сказала, что Васька - карьерист. Я согласился и понял, что Нюра - человек хороший и понимающий. С таким человеком чувствуешь себя надежно.
После кино мы гуляли по парку. Было холодно, с земли поднимался снег и порошил в лицо. Но мы все же гуляли. Нюра спросила:
- Саша, это что за девушка была с тобой?
Я притворился, что не понимаю. Мне интересно было поговорить на эту тему,
- Где?
- На вечере.
- Какая девушка?
- Ну ладно тебе! В черном.
- Симпатичная?
Я знал, что Нюра меня любит. Мне это было приятно. И потому мне хотелось задавать такие вопросы, чтобы она выдавала себя.
- На вкус, на цвет товарища нет, — отрезала Нюра. — А ты на вечере познакомился?
- Нет, я раньше ее знал. В вечерней школе учились вместе.
- И теперь встречаешься?
- Редко.
- Ну и встречайся!
Нюра повернулась и пошла в другую сторону. Я подождал немного и побежал за ней. Снег под ногами скрипел. Я догнал ее. Взял под руку. Она вырвалась. Я засмеялся.
- Да брось ты, Нюра, это я так просто. А ты поверила?
- Скажи: честное слово.
Я решил, что надо поцеловать Нюру, потому что она расстроилась. А расстраивать было непорядочно. Но мы стояли возле фонаря. На нас падал снег. И еще редкие снежинки с дерева. Я заметил, что они падают очень медленно. Появляются вдруг из темноты и опускаются. Это было красиво.
Мы снова подошли к дому. Вошли в тень, и я остановил Нюру возле дерева. Положил ей руки на плечи. Она не сказала ни слова.
- Нюра, правда мороз?
- Правда.
- Ты не замерзла?
- Нет, — ответила она тихо.
Я быстро наклонился и поцеловал ее. Щеки у нее были ледяные, а губы холодные и почему-то твердые. Она посмотрела на меня внимательно. Я молчал.
- Ты что-то хочешь сказать? — спросила она.
- Я, конечно, хочу тебе сказать. Но ведь ты и сама должна понимать.
- Что? — Она подняла глаза.
- Я боюсь, что ты замерзнешь.
- Нет. Мне не холодно.
- Нет. Ты замерзнешь. Пошли.
Мы шли молча. Но теперь я чувствовал, что она спокойна, и это меня радовало.
Аллея была очень красивая. Деревья соединялись в вышине, сплетаясь белыми лохматыми веточками. Стволы были тоже белые. И земля белая. На кустах были шапки снега. Я подумал, что по этой аллее и в такой час, когда никого нет, хорошо было бы погулять с Ирой. Я вспомнил стихи про листья, которые падали с дубов и по которым идут армии с трубами. Я очень ясно представил себе Иру. Она наклоняла голову набок, когда улыбалась. Я решил, что надо ее найти. Надо отпроситься в субботу пораньше и пойти в техникум. С Нюрой, конечно, тоже хорошо. Но Нюра - все же не то.
- Саша, — сказала Нюра и дернула меня за рукав. — Слышишь?
- Что?
- А ведь у тебя через месяц день рождения. Что тебе подарить?
- Фрезу, — сказал я.
Нюра была фрезеровщицей. Она засмеялась:
- Маленькую?
- Большую...
Нюра пошла в общежитие первая, я еще постоял на углу. Ребята, конечно, и так обо всем знали, не все же я решил, что так лучше.
В комнате было темно.
- Ты где был? — спросил Лешка.
- А ты?
- Я к сестренке ездил - дрова поколоть. А ты?
- А я так. В кино ходил.
- С Нюрой?
- С кем?
- С Нюрой, с Нюрой, — сказал Алексей Иванович, — вместе уходили.
Оказывается, он тоже не спал. Я зажег свет.
- Поешь, — сказал Лешка. — Я пирог принес с мясом.
- На подоконнике молоко стоит, — сказал Алексей Иванович.
Лешка спросил:
- Хорошее кино?
- Ничего.
- А на каком ряду сидели?
- На двадцать четвертом, — сказал я.
Пирог был совсем свежий.
- Хороший ряд, — сказал Лешка.
Всю неделю я ждал, пока снова придет суббота.
Мой станок поставили на ремонт, а меня перевели на револьверный, старый и запущенный. Мне до него не хотелось даже дотрагиваться. Я сказал мастеру:
- Вот что со станками делают. За это, наверно, никого не ругают.
- Да, — согласился мастер. — Станочек того...
- Вот напишу об этом в газету, и взгреют кого надо.
- Ладно, работай.
Работать не хотелось. Полдня я проходил по этажам. Выбирал в кладовой рукавицы. Три раза затачивал резец. Постоял возле Лешки. Принес Нюре два латунных листа. Опять пошел в кладовую, обменял рукавицы. Поговорил с мастером.
- А сколько я на нем буду работать?
- Пока твой не сделают.
- Да я на этих штуках не заработаю.
