Домой - [2]

Шрифт
Интервал

"А я в Расею, домой, хочу..." - пел себе под нос Большов, общаясь с единственным кунаком - осетином Серго. Сестра прислала письмецо-заповедь: как уживаться с чужим народом... Разговаривать на доступном ему языке ("Пока больше ногами получается", - хмыкал Саня, читая послание), изучать местные нравы, чтобы никого не обидеть и самому в галошу не сесть. Еще какого-то Николая Японского приписала, изучившего японский язык, традиции и уехавшего в Страну восходящего солнца проповедовать. "Что за бред? Какие японцы?.. Сашка обиделся глупым требованиям.- Загружает по полной программе". Жить хотелось налегке, то есть в одиночестве. Но с Серго они сошлись на радиолюбительстве, починке офицерской аппаратуры и - на истории, которую любила сестра.

Саша бредил космосом, изучал небо и "забрасывал" ее звездами, она пичкала брата датами, и кое-что в голове осталось. Из Серго, окончившего институт и решившего, что настоящий джигит должен побывать в армии, историю можно было черпать, как из артезианского колодца. В его рассказах смешивались страницы умных книг с глубинными преданиями, дошедшими от прадедов.

Худой и прямой, как струна, Серго сидел неподвижно, не мигая смотрел на Сашку своими грустными глазами. Его спокойная, бесстрастная речь, почти без акцента, ненавязчиво обволакивала Саню, и он слушал, подперев голову руками и глядя в бесконечную даль за окном.

Древний суровый Кавказ заполнял собою пространство Сашкиного сознания и заслонял тоску по дому. Непрестанные кровавые войны, могучие, гордые племена и... государь Николай II. В первую мировую войну дед Серго, молодой офицер, воевал с турками в передовых частях Кавказской армии и там видел Белого Царя.

Дед любил рассказывать, как император приехал в крепость Карс, и в тот памятный вечер тысячи ламп, установленных на зубцах цитадели, высветили в небе: "Николай II". Желая видеть линию фронта, он проехал в пограничный с Турцией Меджингерт. И на передовой, обходя ряды воинов, вручал героям Георгиевские кресты. При отъезде офицеры и казаки устроили лихую скачку по сторонам царского пути. Самое удивительное, как потом выяснилось со слов пленных: штаб турецкой армии находился так близко от ущелья, где проехала машина царя, что она была видна с их аванпостов, и вдобавок около шоссе, в горах, скрывались курдские и турецкие разведчики, но противнику и в голову не пришло, что в одном из появившихся на дороге автомобилей едет русский император.

А потом началось предательство и России, и царя, и самих себя.

Серго, увлекаясь собственным рассказом, воинственно вытягивает шею, поднимает подбородок и, глядя в упор, словно целясь Сашке в лоб, бросает резкие слова. Саня будто наяву видит, как ингуши и чеченцы режут казаков и выгоняют из долины осетин. Затем Сталин, "отец народов", перекраивает границы. И вот уже опять ингуши и осетины живут вместе, а между ними медленно, но упорно черной змеей ползет ненависть....

- Хотя границы - это не всегда навечно, - уже грустно качает головой Серго, - вчера там и здесь жили, а сегодня вместе. Не резать же теперь друг друга. Один Бог знает, чем у нас все кончится.

Сашка вспоминает любимый Крым и начинает доказывать Серго, что с границами не так просто и в России:

- У вас долину не поделят, а у нас - Крымский полуостров. В Крыму в основном русские живут, а он вдруг украинский стал. И что это вдруг хохлы, русаки да бульбаши рассорились? Мы же все неделимы, из одного яйца вылупились - вот где трагедия. Мне кажется, что рано или поздно опять сольемся.

Серго оживляется:

- Союзом и на Кавказе жили неплохо. А как развалились - да враз обеднели, обозлились, ищут виноватого. - И он пускается в мудреные рассуждения: - В Российской империи, а потом в Союзе Кавказ жил мирно - в империях потасовки пресекаются. Россия вмешалась и победила войну на Кавказе. А сейчас... - осетин безнадежно машет рукой.

- У нас недолюбливают рыночных кавказцев, - сообщает Сашка. - Поражает, как меняются ваши, попав в Россию. Их так корежит. В горах люди абсолютно другие.

- У вас - "новые русские", в горах - "новые кавказцы". Мафия. И ты не суди по вашему рынку обо всем Кавказе.

- Да?.. Клево, Серго, то, что осетины чем-то на русских смахивают.

- Ну, у нас не Россия, а вера одна - христианская.

На эти слова Саня пожал плечами: разговоры о вере для него были пустыми.

В дни болезни на рядового Большова повеяло ветерком гражданки. По утрам никто не приходил с надсадным криком: "Рота, подъем!" Он блаженно отсыпался или валялся на постели, перечитывал Лермонтова, толстовских "Казаков" и с удивлением отмечал: ничего-то за последние сто пятьдесят лет не изменилось на Кавказе.

Слушая разговоры, что Запад подбрасывает дровишки в костер Кавказской войны, чтобы ослабить Россию, Саня думал: дело не в деньгах. По-нашему грабеж - плохо; а у них - героизм. Забытые обычаи пробудились в последние годы. И спокойно живший при Союзе кавказский дом превратился в коммуналку с дрязгами и взаимными обвинениями. Им кажется, что только оружием правду найдут. А эта кровь... И сколько ее прольется, покуда они выдохнутся, перестанут утверждаться и начнут работать и просто жить. У себя все вверх дном перевернули, теперь до нас добираются, в оба глядеть надо. Ведь Кавказ накрепко связан с Россией. Наведи она у себя в хозяйстве порядок - и в горах дела утрясутся, и все народы опять к ней потянутся. "А я в Расею, домой, хочу..." - эти размышления всегда заканчивались мирным сопением.


Рекомендуем почитать
Валить деревья

В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.


Песчаная жизнь

Сборник рассказов прибалтийского автора.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Где деревья достают до звезд

После смерти матери и собственной мучительной борьбы с раком груди Джоанна Тил возвращается к научной работе: молодая аспирантка изучает гнездование птиц в глуши Южного Иллинойса. Полная решимости доказать себе, что невзгоды не сломили ее, Джо с головой погружается в работу, пока ее одинокое существование не нарушает загадочная девочка, появившаяся однажды у порога ее дома. Гостья откликается на имя Урса и утверждает, будто прилетела из далекой галактики, чтобы отыскать на Земле пять чудес. Беспокоясь за маленькую фантазерку, Джо, пусть и неохотно, позволяет Урсе остаться, не подозревая о том, что это решение вскоре перевернет жизнь их обеих.


Мой отец, его свинья и я

В своей дебютной книге Яна Шерер рассказывает историю собственной жизни, составленную, как мозаика, из странных эпизодов и невероятных приключений, густо приправленных черным юмором. Судите сами: сначала ее отец заводит в городской квартире свинью. Он считает, что свинья будет способствовать семейной гармонии. Потом подсовывает дочери, которую бросил бойфренд, другого кавалера, наивно полагая, что та не заметит подмены…


Собачий царь

Говорила Лопушиха своему сожителю: надо нам жизнь улучшить, добиться успеха и процветания. Садись на поезд, поезжай в Москву, ищи Собачьего Царя. Знают люди: если жизнью недоволен так, что хоть вой, нужно обратиться к Лай Лаичу Брехуну, он поможет. Поверил мужик, приехал в столицу, пристроился к родственнику-бизнесмену в работники. И стал ждать встречи с Собачьим Царём. Где-то ведь бродит он по Москве в окружении верных псов, которые рыщут мимо офисов и эстакад, всё вынюхивают-выведывают. И является на зов того, кому жизнь невмоготу.