Домовые - [62]

* * *

Бабка Бахтеяровна жилище имела в одном месте, в подполье хорошего дома, настоящего стародавнего сруба-пятистенка, а прием вела совсем в другом месте, в сарае при огороде. Правнук, молодой, но старательный домовой дедушка, очень не одобрял нашествия клиентов. А гадалкой бабка, судя по всему, была хорошей.

Едва увидев на пороге сарая парочку, она прищурилась и сходу заявила:

— Будет прок! Только рановато вы вместе-то ходите! Не положено!

— Какой прок, бабушка? — спросил Трифон Орентьевич и вдруг все понял. Малаша же сперва уставилась на бабку Бахтеяровну в полнейшем недоумении, а потом возмутилась.

— Потому и вместе, что мне этот молодец — никто! А жених мой — Трифон Орентьевич, что за Матвеевским рынком живет!

Жених чуть было не брякнул: «Да сама же ты, девка, живешь за Матвеевским рынком!»

Бабка Бахтеяровна посмотрела на него из-под ладошки.

— Про рынок не скажу, а прок вот с ним будет.

Малаша повернулась к своему спутнику.

— Пойдем, молодец, что-то нам бабушка не то говорит. Я ради тебя от своего жениха не отступлюсь, так и знай.

— Так вот он и есть, твой жених! — воскликнула бабка. — Ты спроси, как его звать-то! Да пусть не врет!

Малаша уставилась на незнакомца во все глаза. И вдруг сообразила!

Ахнув, она вылетела из сарая и опрометью понеслась по грядкам.

— А ты стой, как стоишь! — велела гадалка. — Нечего до свадьбы с невестой ходить. Неприлично!

— Я по другому дельцу, — сказал Трифон Орентьевич. — Сваха у нас пропала, Неонила Игнатьевна. Пошла к тебе, да и не вернулась.

— За сваху не беспокойся, оснований нет.

— Есть основания. У нас тут кикимора пропала…

— Кто пропал?!

— Кикимора, — тут Трифон Орентьевич понял, как нелепо прозвучали его совершенно правдивые слова.

— И у вас?!

— А что, еще у кого-то?!.

— Ну-ка, выкладывай все, как есть! — приказала бабка.

Трифон Орентьевич вкратце рассказал про переполох в своем доме, про домового-странника, который, возможно, на самом деле — перекинувшаяся кикимора, про безместного домового из-за Матвеевского рынка, которого он полагал сыскать с помощью свахи, и еще про то, что, коли кикимора увязалась за тем домовым и оказалась в здешних краях, то беспокойства от нее может быть много. Тут и выяснилось, что они имеют в виду одну и ту же кикимору.

Сам он не очень-то верил в эту загадочную особу, но кто ее разберет — вдруг окажется, что она есть и шкодит на полную катушку? И, вопреки всем древним правилам, перекидывается домовым?

— Говоришь, ободранный весь, облезлый, морда жалобная, мослы торчат? — вдруг принялась уточнять бабка Бахтеяровна.

— Как будто десять лет не ел, не пил, — подтвердил Трифон Орентьевич.

Бабка хмыкнула.

— Насчет свахи не бойся, я ее как раз за тем безместным домовым и послала, который с этой вашей кикиморой возился, — утешила она. — Им бы вдвоем прийти следовало, ну да ладно. Сдается мне, знаю я эту кикимору, ох, знаю, ох, знаю…

И замолчала. Крепко замолчала. Надолго. Трифон Орентьевич отродясь не видывал такого тяжкого, увесистого молчания. Он сперва ждал, чтобы старая домовиха еще чего-нибудь изрекла, а потом вдруг понял, что и дышать боится.

Тут на пороге сарая появились Неонила Игнатьевна с Аникеем Киприяновичем.

Увидев жениха, Неонила Игнатьевна, до смерти напуганная последними событиями, сперва глазам не поверила — она же шла к гадалке, чтобы просмотреть будущее с учетом появления кикиморы: сладится или не сладится эта свадьба? И сперва ей показалось, что бабка Бахтеяровна, слава о которой шла великая, колдовским путем перенесла сюда Трифона Орентьевича. Решив, что вот сейчас начнется разборка и выплывет правда о хождении в чужую квартиру, она метнулась было прочь, но Аникей Кипрриянович вовремя словил ее за шиворот.

— Умом тронулась, кума?!

— Сюда ступай, — велела гадалка. — Садись в угол, жди. А я с вами, молодцами, побеседую. Ты у нас — безместный Аникей Киприянович, что ли?

— Он самый.

— Место будет. И недели не пройдет, как будет. А теперь рассказывай, какие такие чудеса творила кикимора? Как именно отвод глаз делала? И каковыми побочными явлениями сие сопровождалось?

Трифон Орентьевич прямо в восторг пришел — до чего же складно гадалка выразилась! А безместный домовой уже в который раз принялся докладывать про опустевшую квартиру и опустевший магазинный склад.

— Довольно, — сказала бабка. — Погоди-ка…

Она полезла в свои колдовские припасы, вынула травку сушеную, побормотала над ней, искрошила ее в прах и упаковала в фунтик из газетной бумаги.

— Поджечь да покурить в том доме, где отвод глаз делался, — велела она. — Более кикимора там носу не покажет. Неси скорее (это уже относилось отдельно к Трифону Орентьевичу) да при всем обществе курение произведи. Чтобы все видели и поняли — кикимора не вернется!

С тем оба домовых и были выставлены из сарая.

— Выходит, кикиморы все же есть? — удивленно спросил Трифон Орентьевич.

— Есть, выходит, коли от них курение помогает, — ответил Аникей Киприянович. — Пойдем, провожу. И до свадьбы тут носу не кажи. Бабы правы — непорядок.

Трифон Орентьевич вспомнил тут, что ни на какую свадьбу согласия не давал, но возражать не стал. Но безместному домовому не следовало напоминать о брачных делах — тут же Трифон Орентьевич вспомнил, что за всей суетой так и не спросил безместного, какая нелегкая понесла его вместо со свахой в жениховский дом?