Доминум - [2]

Мои навыки росли, отец был страшно доволен, поэтому я старался только сильнее. Хотелось радовать его любыми успехами. Потом записался в секцию, и странно, что не бросил после исчезновения отца. Видно, слишком полюбил это дело. Даже пару соревнований выиграл.

И вот наступило последнее загородное лето. Мне тогда было одиннадцать. В тот день отец ненадолго отвлекся по рабочим делам, мама ушла в сад, а я решил потренироваться с луком. Но вскоре понял, что по дурости умудрился забыть свой колчан в городе. Беда только вначале показалась катастрофической – я быстро вспомнил, что в отцовских вещах должны найтись хоть какие-то стрелы. Поиски не затянулись. В кладовой на одной из верхних полок обнаружился сверток с десятком стрел. Холодные и невероятно красивые, они сверкали серебром. С секунду я сомневался, можно ли их брать, но интерес пересилил. Мне до смерти захотелось посмотреть на них в деле.

Мишени были установлены недалеко от дома. Я провел там немного времени, пострелял, а после за каким-то чертом двинулся в лес. Шел долго, погрязнув в мыслях, пока не отвлекся на вороний крик, такой противный, как будто стекло царапали. Я обернулся, посмотрел вверх. Там на тонкой ветке осины сидела жирная ворона. Перья на ее горле вздрагивали, черные глаза бесстыже смотрели вниз. Казалось, птица надо мной насмехалась. Внезапно она показалась мне такой мерзкой, что загудело в голове. Я вспоминал наставления отца о правилах стрельбы. Ничего – о том, что животных нельзя подстреливать.

Ворона почувствовала неладное в самый последний миг. Но я уже выстрелил. Птицу отбросило, туша шлепнулась в траву. Когда я подошел, она уже умерла. Крылья были расправлены черным занавесом, глаза и клюв открыты.

По правде говоря, я не обрадовался. При взгляде на мертвую кучу перьев на душе стало гадко.

За спиной раздался треск веток. В следующую секунду я увидел отца, и внутри все перевернулось. Его взгляд навсегда врезался в память. Злость – вот чем омрачилось его лицо. Тихая, как погода перед дождем. Собственно, я не совершил ничего криминального, но под его взором почувствовал себя преступником. А отец сказал всего пять сухих слов:

– Мы не можем допускать подобного.

Я хотел извиниться, пообещать, что это больше не повторится, лишь бы не терять его доверия, но он уже развернулся и, ничего больше не произнеся, пошел в сторону дома. Я просидел в комнате до темноты, сокрушаясь о содеянном. Мне было страшно выходить, смотреть отцу в глаза, ведь там мог оказаться все тот же холод.

Когда на небе загорелись первые звезды, в дверь постучали и вошел отец с походным рюкзаком. Сказал лишь: «Пойдем» – и ушел прочь. Я мигом последовал за ним.

Мы вышли из дома, направились в лес. Погода радовала теплом и сухостью; ветер колебал листву, где-то вдалеке насвистывал соловей, сквозь замершие кроны просачивались молочно-белые лучи лунного света. Помню, что в груди вспыхнула паника. Я постоянно озирался, а она зверем грызла изнутри. Темнота страшила. Тени казались такими непроглядными и вязкими, что стоило наступить хотя бы на одну, и я бы исчез. Мне мерещились силуэты, выглядывающие из-за толстых стволов деревьев. Они скалились и ждали, когда же я наконец перестану идти по освещенной светом тропке и наступлю во тьму.

Но тут отец остановился и, опустив на землю рюкзак, стал собирать ветки. Вскоре мы уже сидели у теплого, а главное, отгоняющего темноту костра, обложенного камнями. Ни одна тварь не могла подобраться к нам, и я с удовлетворением посматривал в сторону чернеющих кустов, где, по моему мнению, от света прятались чудовища.

Не передать облегчения, которое я испытал, увидев, что отец улыбнулся. Мы сели на плед, после чего разговорились. Сначала я держался скованно, но потом оттаял – то ли от жара костра, то ли от теплоты отцовского сердца. И вот мы уже смеялись.

Прошло около часа; небо избавилось от маленьких тучек, открывая нам небосвод. Отец посмотрел на него. Его взгляд тоже очистился. Исчезла всякая приземленность. Я, как человек, умело заглядывавший в души даже в свои далекие одиннадцать лет, легко определял на глаз, что чувствуют люди. Но ту эмоцию мне не удалось разобрать. Было интересно узнать, о чем же отец думает, и я уже почти коснулся его руки, но тут он посмотрел на меня, заставив отдернуть ладонь.

И ухмыльнулся.

– Скажи, если я доверю тебе тайну, ты сможешь сохранить ее?

– Да? – с подозрением предположил я. – А что за тайна?

– Хотя нет, – передумал отец, – ты всем разболтаешь.

– Нет, расскажи!

Его улыбка поблекла и стала скорее усталой. Театрально выждав пару секунд, отец все же полез за чем-то в карман.

– Вот, возьми, – произнес он.

В его руке оказался темный шнурок, с которого свисала серебряная подвеска в форме маленькой четырехконечной звезды. Она казалась обычной, и я не понимал, почему отец хочет сохранить ее в тайне.

– Что это? – спросил я.

– Путеводная звезда. – Он вдумчиво вглядывался в подвеску. – Говорят, звезды приносят удачу. Когда им хочется. Можешь носить ее с собой или спрятать, но, главное, сохрани. Хорошо?

– Для чего?

– Так нужно, – спокойно пояснил отец. – Возможно, однажды она поможет тебе отыскать дальнейший путь. Ладно-ладно, рассматривай это как простой подарок. Хочу, чтобы она была у тебя.