Доминум - [156]

Бетельгейзе выпрямилась и с железом в голосе добавила:

– Зербраг больше не будет командовать тобой. Мы этого не допустим. Я помогу. Я запрещаю тебе умирать.

Он потрясенно слушал каждое ее слово, чувствуя, как тяжесть все сильнее наваливается на грудь.

– Перед Вселенной и Всепроникающим Светом, – говорила звезда, – я прощаю тебя, Альдебаран Стойкий. И принимаю твою верность, избавляя от Обливиона. Я клянусь, что никогда не буду приказывать тебе, никогда не поставлю под сомнение твою свободу. Ты будешь волен делать все, что пожелаешь. Но отныне и до самого конца я отказываюсь отпускать тебя по дальнейшему пути.

После ее речи тишина кабинета казалась давящей. Зашуршали полы накидки Первого паладина. Бетельгейзе приблизилась лицом к Альдебарану, но вместо привычного обрядного касания головами примкнула губами к его широкому изрезанному лбу.

Глава XLII И новый день настанет

Дверь в рабочий кабинет Верховного была круглой, с серебристым орнаментом линий на черной каменистой поверхности. Она казалась толстой и непрошибаемой, а когда в нее стучали, то звук выходил гулкий и отзывался где-то в сердце.

– Входи, – незамедлительно послышалось с той стороны.

Альдебаран зашел в зал, где желтый свет фонарей сражался с сиянием Баэрдода за круглыми окнами. И все равно освещение было мягким и теплым. От него блестели покрытый трещинами узоров пол, спиральная лестница, ведущая на второй этаж, сотни инфор, покоившиеся на высоких шкафах. Широкое зеркало было занавешено плотным куском ткани, а подле него рос пышный куст из живого металла, немного забытый и заржавевший.

Эквилибрум встал у дивана и нескольких кресел, совсем рядом с большим открытым окном. Оттуда надувало сладким и свежим запахом синих кивилл, которые как раз недавно зацвели. Впереди раскинулся широкий стол, окруженный световыми панелями и заваленный кучей инфор. За ними Антареса почти не было видно.

Но он наконец оторвался от работы и вскинул голову, слегка растрепанную от долгого корпения над документами.

– Счастлив тебя увидеть, – улыбнулся Антарес, отпивая из своего кубка. – Я и не думал, что ты настолько сильно пострадал.

Альдебаран добродушно хмыкнул, сложив руки за спиной.

– Это все возраст. Мы уже давно не молодые. Да и не хотелось вмешиваться в твои дела, их и так много.

– Ты не вмешиваешься, я всегда тебе рад.

– А еще я слышал, что ты почти никого к себе не пускаешь. Особенно Паладинов. Кроме Бетельгейзе.

Антарес со вздохом кивнул, вновь раскладывая перед собой проекции. Изображения в них менялись каждую секунду.

– Я знаю из них душ пять. К тому же не так хорошо, как хотелось бы. Прежде чем доверять им важные дела, я бы хотел поговорить с каждым по отдельности.

– Даже с Зербрагом?

– Если он сам пойдет навстречу, – сказал Антарес, красноречиво вскидывая на друга глаза.

Что-то подсказывало Альдебарану, что с этим будет непросто. Он отвернулся к окну, за которым сверкали толстые башни Архива памяти, но перед этим заметил на столе несколько пустых блюд. Невольная улыбка появилась на губах эквилибрума. Ему говорили, что после прибытия Антарес много ел, причем все подряд: от клармовой эссенции до льдистой амброзии. Оно и понятно: одной Вселенной известно, как долго ему пришлось жить на объедках приземленных.

– И чем же питаются на Терре? – спросил Альдебаран, оборачиваясь через плечо.

– Мне думалось, чем попало, – угрюмо проворчал Антарес. – Очень повезло, что у них много чего выращено из земли под звездным светом. Фрукты, ягоды, злаки. Было бы, конечно, лучше, расти там что-то из тратров или хемалей, а то словно песок жуешь. Но хуже всего мясо. Они его буквально из всех животных добывают, представляешь? И другие телесные жидкости, вроде так называемого молока.

Альдебаран с омерзением поморщился. Употреблять части кого-то живого в пищу? От одной этой мысли по телу пробегала дрожь неприязни.

– Просто отвратительно, лучше уж действительно песок.

– Не могу не согласиться…

– И все же ты нашел там какое-то подобие жизни.

На это Антарес не ответил. Только подпер голову рукой, на которой явственно проступали изогнутые фиолетовые линии, точно сплетение нитей. Некоторые уже заметили это и шептались, разносили слух дальше. Все знали, что до исчезновения душа Антареса не была ни с кем сопряжена. Теперь самые любопытные неистово гадали, кто же покорил самого Верховного. Альдебаран смиренно смотрел на друга без всякого осуждения, которым могли бы его наградить иные. Антарес рассказал ему немного, но достаточно для общего понимания вещей. Эквилибрумов непросто шантажировать на почве кровных уз, ведь их почти ни у кого и нет, а половина из тех, кто таковые имел, не ценили своих родственников. Но Антарес любил свой генум – Альдебаран это видел и чувствовал, – пускай тот и состоял из приземленных. Если информация об этих душах попадет в недобрые руки, то дело для Антареса могло обернуться просто катастрофически.

– Столько всего изменилось. – Антарес выронил слова с легкой меланхолией. – Я совсем отвык от этого. Возвращение из сомниума. Каждый раз все иначе. Все меньше и меньше знакомых. Столько наших друзей погибло, а другие и сами пока в сомниуме. Я будто и не домой вернулся.