Домик на Волге - [2]

Радость, почти столь же болезненная, как прежнее отчаяние, охватила душу молодого арестанта. Как будто свобода уже открылась перед ним. Как будто между ним и ею не стояло страшного препятствия, которое только при отчаянной смелости и слепом счастье можно было надеяться преодолеть.

Переждав несколько минут, он осторожно встал, поправил шляпу и сделал два шага по узкому проходу.

При свете фонаря теперь можно было, рассмотреть его подробнее. На вид ему можно было дать года двадцать четыре, двадцать пять. Он был выше среднего роста и очень пропорционального, хотя не сильного сложения. Мелкие, чрезвычайно подвижные черты небольшого лица с высоким, немного стиснутым на висках лбом, какие бывают у музыкантов; гладкая, чисто женская шея и тонкие, белые руки с длинными правильными пальцами - все обличало натуру нервную, порывистую, страстную, отвечающую скорее представлению об артисте, чем о бойце. Такие физиономии попадаются нередко между русскими так называемыми "нигилистами" и притом далеко не всегда среди людей умеренных фракций, скорее наоборот. Общее впечатление нервности и какой-то женственности дополнялось парою красивых серых глаз, которые то потухали под длинными ресницами, то вспыхивали каким-то жгучим блеском. Эти глаза не ручались за упорство и постоянство воли, но они обнаруживали способность к огромной мгновенной энергии, которой отличаются очень нервные люди.

Молодой человек стукнул каблуком об землю, чтобы испытать крепость сна своего стража, и устремил на него свои жгучие серые глаза. Под влиянием этого упорного взгляда жандарм зашевелился во сне. Молодой арестант быстро отвел от него опасный взгляд и, дав ему успокоиться, подошел к своему окошку.

Времени терять было нечего. Еще час езды - и перед ним раскроется черная пасть тюрьмы, откуда ему, быть может, вовеки не выбраться на свет божий.

Он попался под чужой фамилией. Полиция не подозревала, кто он. Но в тюрьме, куда его везли, сидел предатель Харин, когда-то его товарищ, который тотчас его узнает, и тогда его песенка будет спета. План его был столь же простым, как и отчаянным: выброситься из вагона на всем ходу и, если он не расшибется насмерть и не переломает себе ног, добраться до города, укрыться, переждать первую горячку погони и затем вернуться в Петербург. По счастью, ему удалось скрыть от глупой уездной полиции все свои деньги, которые остались зашитыми у него в платье.

Обе дверцы были заперты, он это знал. Но окно было для него достаточно широко. Он спустил стекло.

Шум и грохот поезда ворвался в вагон вместе с струей свежего воздуха.

Оба жандарма не пошевельнулись. Молодой человек высунул голову и стал всматриваться вперед в темноту. Верхушки кустов замелькали у него перед глазами. Поезд несся по молодой ореховой поросли, пересыпанной кое-где темными кустами сорной травы, из-под которых виднелась белесоватая песчаная ючва.

"Как раз подходим", - подумал он.

Но когда он опустил голову и взглянул прямо под поезд, то пришел в ужас. Быстро уплывавшая спереди почва здесь неслась с одуряющей быстротой. Камни, шпалы - все сливалось в один непрерывный, бешеный, смертоносный поток. В его расстроенном долгой бессонницей мозгу живо встала картина, в которой он видел себя самого разбитого, растерзанного в клочья этими сучьями, бревнами, камнями. Вздох, похожий на стон, вырвался у него из груди: слабое тело сопротивлялось и малодушно молило о пощаде.

Но это продолжалось только минуту.

- Теперь или никогда! - проговорил он и, встав на подушку сиденья, он скользнул на окно, свесивши обе ноги наружу.

- Ну, держи... А ты его... Лови! - раздалось вдруг за его спиной.

Он с ужасом оглянулся, - то говорил спросонья жандарм под влиянием какого-то смутного ощущения действительности.

Не теряя ни минуты более, молодой человек скользнул вниз и повис на правом локте над черной стремительной бездной. У него закружилась голова от страшного грохота, вихря, душившего его дыма и бившего ему в лицо мелкими горячими угольками Поезд в эту минуту заворачивал вправо. Его отрывало от окошка.

Еще мгновение, и он лишился бы чувств. Но в голове его твердо держались инструкции, которые он сам себе давал, обдумывая свой отчаянный план. Нащупав правой ногой точку опоры и держась по возможности по направлению движения поезда, он разом оттолкнулся вперед рукой и ногой и полетел в пространство.

Ему казалось, что он летит долго, без конца. Вихрь прекратился, а он все летел. Он думал, что никогда не долетит. Полно, точно ли он выпрыгнул? Не сон ли это все?

Вдруг что-то ударило его под ноги, точно огромная коса оторвала ему конечности, и страшный толчок в спину растянул его ничком. Из глаз его посыпались искры, и он лишился чувств.

II

Поезд давно пронесся мимо, и мертвая тишина воцарилась в поле. Дождь перестал. Узкий серп луны показался на горизонте, освещая тусклым светом влажную землю, и деревни, и кусты, и неподвижную фигуру, лежавшую у дороги. Подул свежий ветерок.

На востоке побелели облака, предвещая зарю, а темная масса все лежала неподвижно, и теперь, при бледном свете утра, на белом песке у головы можно было заметить кровавое пятно.