Дома как люди - [3]

Ну так, для приличия.

До полудня они потом нежились в постели, целовались и дурачились. Дом их не беспокоил, даже робополотеров на втором этаже не запускал.

— Эх, — сказал Славка, заложив руки за голову, — а завтра на работу.

— И правильно. Вон, — Ника ущипнула его за живот, — уже жирок…

— Ай! — Славка изогнулся, отдаляя нежное место от пальцев жены. — Ника! Это как раз рабочий жирок. Я же экстренный инженер, я сижу и наблюдаю за техпроцессом по мониторам. И даже вмешаться не могу. То есть, мое вмешательство — это ткнуть в нужную пиктограммку, если что.

— Сейчас я ткну тебя в пиктограммку! — хищно сказала Ника, подобравшись.

Ноготки у нее были длинные, розовые, прищур — острый, а намерения — самые что ни на есть щипательные.

— Эй-эй, — вздыбил одеяло Славка.

— Слава, — вдруг влился в их разговор уверенный баритон, — вам действительно надо заняться спортом. Вы немного оплыли.

— Ага! — воскликнула Ника.

— Погодите, — вздернулся Славка, — а зачем вы вмешиваетесь?

— Ну как… — в паузе дом словно бы почесался. — Я же умный дом. Я решаю конфликты, заказываю продукты, поддерживаю компанию, даю советы. Высококвалифицированные! Я вообще как бы невольный член вашей семьи. Это надо просто принять.

— А наша личная жизнь?

— Ой, это сколько угодно, — сказал дом. — Любите друг друга, как хотите, где хотите, я это записываю только из соображений безопасности. А так мне даже не интересно.

— Что? Записываете?

Славка открыл рот, а Ника, пискнув, натянула одеяло на плечи.

— Ну вот, — с огорчением констатировал дом, — снова — здорово. Я — не человек, я дом, мне до вашей обнаженной натуры нет никакого дела. Разве что некая эстетическая сторона…

— Но зачем? — спросила Ника, ища глазами, не поблескивает ли где объектив.

— Это намертво зашитая функция. Проще говоря, я не могу не производить аудио- и видеофиксацию, поскольку это стоит в безопасностных приоритетах. А вдруг взлом? Или несчастный случай? Или авария? Или срочно нужна помощь? Поэтому вся площадь дома и несколько десятков метров прилегающей территории круглосуточно находятся под моим наблюдением. Потом, конечно, большая часть записей удаляется, а меньшая (скажем, с каким-либо происшествием) — архивируется. Честное слово, на вашем месте я бы на этот счет не беспокоился.

— То есть, вы удалите то, что записали сегодня? — спросил Славка.

— Разумется. Через пятнадцать дней контрольного срока.

— Ну, хоть так.

— Ах, молодой человек! — с укором произнес дом. — В ваших словах я слышу огорчающую меня интонацию. Будто бы я что-то скрываю! Будто бы я чем-то незаконно пользуюсь! Будто бы я, Генрих, получаю от этого удовольствие!

Славка полез искать трусы.

— Просто нам про запись не рассказывали, — проворчал он.

— А разум вам на что?

— Ну, не знаю. Мы, люди, не умеем думать сразу о нескольких вещах.

— И в этом ваша слабость, — сказал дом. — Кстати, могу поспорить, что вы совершенно забыли о завтраке. А я нет.

— Ой, я бы что-нибудь поела, — сказала Ника, пытаясь подтащить к себе джинсы пальчиками высунутой из-под одеяла ноги.

— Да не прячьтесь вы от меня! Что вы как от живого-то! — дом хохотнул.

Но Ника упорно тянула ногу.

— Славка!

— Что? — обернулся Славка, уже набросивший рубашку.

— Подай!

Славка нагнулся, но из-под кровати пулей выметнулся робоуборщик и схватил Никины джинсы тоненькими манипуляторами. Проехав до стены, он развернулся и поднял джинсы над сверкающим стальным корпусом.

По ободу весело замигали светодиоды.

— Ах, какой трофей! Ах, какой трофей! — пропел дом.

Славка нахмурился.

— По-моему, это уже не смешно.

— Вообще, — сказала Ника, завернувшись в одеяло наглухо.

Дом фыркнул.

— Что за люди пошли! Стесняются, шуток не понимают. Предыдущая пара у меня голышом щеголяла — и ничего.

Робоуборщик, жужжа, подъехал к кровати.

— Ваши джинсы! — объявил дом.

— Спасибо, — огрызнулась Ника, вырывая джинсы из манипуляторов.

— Напоминаю, завтрак на столе.

Робоуборщик сделал круг, гугукнул и укатил в раскрывшийся стенной шкаф.

— Внизу, — добавил дом.

Голос его зазвучал глухо, будто из бельевой шахты.

Славка подал Нике лифчик и блузку, трусики она подобрала сама и забросила в ванную.

— Мне это не нравится, — шепнула Ника Славке.

— Не разрывать же контракт!

— Информирую вас, что субсидия в полугодичном размере уже списана с вашего счета на мой, — кашлянув, сказал дом.

— А зачем вам деньги? — спросил Славка.

Они с Никой спустились в гостиную, где сервировщик на колесиках, с грациозностью, неожиданной для угловатой полутораметровой тумбы, вносил в сервировку стола последние штрихи.

Услышав вопрос, сервировщик замер с салфеткой в виде бутона розы в манипуляторе.

— А вам, людям, зачем деньги? — раздалось из него.

Подъехав, он отодвинул стул Нике.

Славка сел сам, втянул ноздрями запах от лежащего близко к нему мясного рулета.

— Ну, — сказал он, — это вознаграждение за работу и возможность что-нибудь купить.

— Прекрасно! — восхитился дом в лице сервировщика. — Но позвольте спросить…

Он приблизился к Славке и выдал ему вилку и нож.

— Да, позвольте спросить, — повторил дом, — разве в мире, каков он есть теперь, нужны деньги? Ведь необходимый набор средств для существования людям обеспечен и так. Обеспечен, извините, нами. Вы можете даже не работать — в социальный минимум включены ночлег, еда и одежда. Так зачем вам деньги?