Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [46]

Еще одну версию записала дочь Пауля Иоганна, побеседовав с членами семьи в Австрии в 1980-е годы. История в целом напоминает рассказ Денеке, но с добавлением некоторых деталей. Курту, говорит она, приказали вести людей через реку Пьяве. Последовала жаркая перепалка с командиром, в которой он кричал: «Я не могу приказать моим людям погибать просто так. Война уже проиграна». В этот момент он выхватил из кобуры пистолет и пригрозил офицеру, что если тот немедленно не испарится, он его застрелит. Ошеломленный командир ушел, громко прошипев угрозы о военном суде. Курт собрал своих рядовых и приказал им идти по домам, а через минуту застрелился.

В четвертой версии говорится о том, что взбунтовались рядовые, а не Курт, что он приказал им наступать, а они отказались подчиняться, покинув его на поле боя. Стоя в одиночестве с 11-миллиметровым револьвером Гассера в руке, без единого человека рядом под мощным итальянским обстрелом, он вынужден был спешно выбрать одну из трех страшных альтернатив: или дезертировать вместе с рядовыми, или сражаться в одиночку и умереть либо попасть в плен, или пустить пулю в голову. Он выбрал последнее и убил себя, подчинившись внезапному приступу ярости.

Теперь уже не так важно, какой из вышеописанных сценариев ближе всего к исторической правде ноября 1918 года, поскольку члены семьи теперь считали Курта — ребячливого, беззаботного, несерьезного Курта — героем (по крайней мере на тот момент). Как и многих из восьми с половиной миллионов жертв великой войны, его не похоронили, и его останки лежат сегодня где-то на берегах Пьяве. У Пауля, четвертого сына, ставшего внезапно главой семьи; Людвига, плененного итальянцами; Гретль, сосланной в Швейцарию; у фрау Витгенштейн и ее дочерей Гермины и Хелены дома в Вене новости о смерти Курта вызвали подавленные воспоминания о замалчиваемой трагедии; но здесь разница была налицо, так что горькие новости принесли хоть и слабое, но утешение: в отличие от несчастных Ганса и Рудольфа, самоубийство Курта считалось «смертью храбрых».

Вера Пауля и Людвига в его героизм ни разу не дрогнула, а Гермина по неизвестным причинам сомневалась. В ее сказочных мемуарах много страниц посвящено неумеренной похвале заслуженных тетушек и дядюшек, семейным связям и любимой Розали. Есть целая глава о Людвиге, где он показан как «самый интересный и стоящий из братьев»[214], она оставляет доброе и озадачивающее описание Ганса в юности, но практически ничего не говорит о Пауле и Рудольфе. Портрет Курта занимает единственный абзац, она изображает его «беззаботным» человеком, «типичным богатым холостяком без серьезных занятий» с «безвредным веселым характером» и «естественной и милой музыкальностью», который, несмотря на все это, кажется, нес в себе «зачаток отвращения к жизни». Никакого упоминания о его героизме в 1918 году, ни словечка, словно она принимала его самоубийство за проявление слабости. К крайнему раздражению братьев, она часто сравнивала их с отцом, не в их пользу, конечно. «Папа никогда бы так не сделал; если бы папа был здесь, он бы…» Умер ли Курт, размышляла она, «от недостатка этой вот концепции моего отца „должен во что бы то ни стало“, который так хотел повлиять на сыновей, или же просто ему не хватило выносливости, что сказалось в какой-то момент, конечно, не самый тяжелый в войне?»[215] Этого она так и не узнала.

Многие умирают слишком поздно, а некоторые — слишком рано. Еще странно звучит учение: «Умри вовремя!» Умри вовремя — так учит Заратустра[216].

Часть III Новый беспорядок

38 После войны

К середине ноября 1918 года война наконец закончилась. Защищая империю, два миллиона австро-венгерских солдат сложили головы в ожесточенных боях с русскими, итальянцами, сербами, румынами на линии фронта, протянувшейся от итальянских Альп до холмистого ландшафта западной Польши. Более двух миллионов человек попало в тюрьмы в России, и три миллиона получили тяжелые ранения. Могущественная монархия, в защиту которой велись эти бои, распалась, и с ней долгая эпоха величия Австрии подошла к плачевному финалу. 11 ноября Карл I, император Австрии, король Венгрии и Богемии, отказался от «любого участия в руководстве государством» и через четыре месяца, без официального отречения, уехал на поезде с женой, императрицей Зитой, облаченной в траурные одежды, через швейцарскую пограничную станцию в Фельдкирхе вести жизнь в изгнании. В свое короткое правление он стремился сохранить мир. Он был единственным из лидеров воюющих государств, кто запретил использовать ядовитый газ. В 1921 году его депортировали на атлантический остров Мадейра, где он умер от пневмонии год спустя.

С уходом последнего императора в Австрии началась новая эпоха, некогда гордое государство превратилось в маленькую, слабую и нестабильную республику. Ни одна из новых политических партий не выступила за сохранение национальной независимости, потому что все боялись, что страна окажется слишком слаба, чтобы выжить самостоятельно. Одни, например Адольф Гитлер, агитировали за аншлюс (объединение с Германией), хотя это было отдельно запрещено условиями мира. Другие, в том числе Пауль Витгенштейн, надеялись на восстановление старого порядка, но чехам, полякам, южным славянам и венграм не импонировала перспектива возвращения Габсбургов, и они отказались от экономического союза с Австрией на основе того, что страна теперь слишком бедна.