Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [41]
В марте 1916 года Пауля наконец наградили за храбрость в первый месяц войны Крестом за военные заслуги III степени и он получил звание первого лейтенанта (за заслуги сентября 1915 года). В октябре он получил еще одну награду, Крест за военные заслуги II степени, которую приколол к его груди тридцатипятилетний великий герцог Мекленбургский, любвеобильный немецкий аристократ, который через пятнадцать месяцев после церемонии пошел с собакой на прогулку в лес возле Нойштрелица и застрелился.
35 Америка вступает в войну
БОЛЬШЕ двух лет президент Вудро Вильсон прилагал все усилия, чтобы сохранить нейтральный курс между лоббистскими группами, настаивавшими на том, чтобы США присоединились к войне на той или другой стороне, но когда 18 марта 1917 года немецкие субмарины затопили три американских торговых судна, решение президента поддержать Союзные державы окрепло. 2 апреля Конгресс собрался на специальную сессию, и через два дня Сенат вынес решение в пользу войны со счетом девяносто голосов против шести. В Палате представителей после 17-часовых дебатов за войну было отдано 373 голоса, против — 50. Члены обеих палат радостно приветствовали удовлетворение ходатайства, но Вильсон, вернувшись в Белый дом, уронил голову на руки и заплакал. «А ведь мои слова сегодня означают смерть для нашей молодежи. Как странно слышать аплодисменты!»
Джером Стонборо, услышав новости из Америки, стал настаивать на немедленном отъезде из Австрии вместе с семьей. Гретль возражала, что у нее в Вене дела и что она не желает эмигрировать, но муж остался непреклонен, и 14 апреля, через восемь дней после заявления президента Вильсона, они прибыли в отель в Цюрихе в нейтральной Швейцарии. Отъезд из Австрии не понравился властной Гретль, ей всегда хотелось находиться в центре событий и приносить пользу. Ее светская жизнь в Австрии напоминала водоворот из политиков, дипломатов высокого полета, известных артистов, композиторов и исполнителей, расставаться с которыми ей было ненавистно.
В Швейцарии Гретль впала в депрессию, целыми днями лежала в постели много недель подряд, вставала только для того, чтобы ненадолго прогуляться или посмотреть Пикассо, которого хотела купить. Временами ее переполняли острое чувство одиночества, ностальгии и агрессивного патриотизма. Тревога приводила к аритмии, и каждый раз во время приступа она восклицала: «Господи! Начинается!»[192] и «Умру одной из тысяч бесполезных смертей, которыми умирают только трусы». Депрессию ухудшала острая ипохондрия и параноидальный страх смерти. «Я всегда думаю о смерти и представляю собственный конец, — писала она в дневнике. — Даже помыслить не могу вернуться домой, уверена: я умру раньше»[193]. Как и Людвиг, она спряталась за алтарем толстовского христианства. «У меня все хорошо, кроме здоровья, я в ясном сознании. Как пишет Толстой: „бессильна во плоти и свободна духом“»[194].
Переезд в Швейцарию только подкрепил невротическую неугомонность Джерома, и через несколько месяцев он перевез семью из Цюриха в город-крепость Люцерн у озера, где они остановились в гостинице «Националь». Но как только они прибывали в новое место, Джером снова строил планы переехать куда-нибудь еще. В таких условиях в их жизни не было никакого постоянства, и после того как они переехали из Санкт-Морица в Бад-Тарасп-Вульперу, потом в Берн, потом в Уши недалеко от Лозанны и потом снова вернулись в Люцерн, отношения Гретль и Джерома накалились донельзя.
Джером настаивал на том, чтобы на какое-то время забрать старшего сына Томми с собой в Америку. Гретль старалась не реагировать на провокацию, потому что мальчик, которому на тот момент исполнилось одиннадцать, начал проявлять признаки эмоциональной неустойчивости, и меньше всего она желала бы переводить ребенка из немецкоязычной в англоязычную школу; но, не видя никакого смысла воевать с тем, к кому привязана по гроб жизни, она решила ничего не предпринимать. «И потом, что я могу сделать? — спрашивала она сестру. — Единственное решение — потребовать развод. Джером все время говорит о разводе, но я против — ради детей. Ради них и ради него самого, потому что он не знает, о чем говорит»[195].
Переехав в Швейцарию в апреле 1917 года, Гретль пропустила долгожданное возвращение Курта из Нью-Йорка. «Курт дома, и он такой же большой ребенок, каким был три года назад, когда уезжал. Но это сейчас не важно, — рассказывала Гермина. — Он приходит домой по воскресеньям и носится с детьми… Пусть у него все сложится хорошо!»[196]
Начальная подготовка Курта как офицера пехоты в придунайском городе Штоккерау в десяти милях к северу от Вены длилась два месяца. 15 июля 1917 года его отправили на полуторамесячный подготовительный период в тыл. Мать никогда не выказывала печали по поводу его отъезда, кроме тех случаев, когда ноги болели так сильно, что она не могла сдержаться. В семье Витгенштейнов тяжелые чувства заглушали прекрасной музыкой, и незадолго до отъезда на войну Курт с матерью часами играли вместе на фортепиано квартет Шуберта. «Слава Богу, что существуют такие вещи, — писала Гермина. — Они благословение для нас, что бы ни принесла нам жизнь»
