Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [39]
28 октября Пауль выступил с другой работой Лабора, квартетом, где фортепианную часть переработала для одной руки помощница композитора Розина Менцель. Снова состоялся частный концерт в Пале Витгенштейн, и снова Пауль играл «очень красиво, с большим теплом и огнем»[181]. Композитор был безумно счастлив. Даже Гермина, которая обычно невысоко оценивала игру Пауля, обрадовалась его интерпретациям двух коротких этюдов Мендельсона, которые он исполнил, по ее словам, «очень хорошо и с чувством». Она говорила Людвигу:
Пауль действительно очень разочаровывал меня, и поскольку я отказывала ему в праве заниматься музыкой вследствие грубых ошибок, я счастлива предоставить ему это право ради этюда, сыгранного с чувством[182].
Среди зрителей выделялась худая элегантная фигура Гуго Кнеплера, знаменитого венского импресарио, который помог организовать один из камерных концертов Пауля до войны. Задача Кнеплера (погибшего в 1944 году в Освенциме) заключалась в том, чтобы организовать первое публичное исполнение Konzertstück Лабора. Итак, 12 декабря 1916 года в том же зале (Grosser Musikvereinsaal), с тем же дирижером (Оскаром Недбалом) и тем же оркестром (Wiener Tonkünstler), что и три года назад во время своего дебюта, Пауль впервые представил публике музыку, сочиненную для оркестра и леворукого пианиста.
Пауль работал как одержимый, иногда просиживая за репетициями по семь часов подряд. «Словно пытаешься покорить гору, — позже признавался он. — Если бы не получилось забраться на вершину по одному пути, я бы спустился и зашел с другой стороны»[183]. Несколько полезных подсказок ему дали граф Зичи и бывшая учительница Мальвина Бре, но ловкая педализация и аппликатурные техники, благодаря которым он создавал иллюзию, что играет даже не двумя, а иногда тремя или четырьмя руками, были целиком и полностью его изобретением. Он садился за инструмент не посередине клавиатуры, как обычный пианист с двумя руками, а у правого края, чтобы можно было достать до самых высоких нот, не поворачиваясь в их сторону. Постоянными упражнениями он развил огромную силу в пальцах, запястье и плече; иногда извлекал одну ноту кулаком или двумя пальцами — ради дополнительного усилия; он учился вести мелодическую линию большим и указательным пальцами, а аккомпанировать средним, безымянным и мизинцем. Самым выдающимся нововведением было сочетание педализации и техник движения руки, позволяющее извлекать аккорды, недоступные пианисту с пятью пальцами. Громко играя аккорд в среднем регистре, используя мягкую технику «в половину педали» при помощи правой ноги и немедленно пуская еле слышное пианиссимо одной или двумя басовыми нотами, Пауль мог убедить критика с самым тонким слухом, что он сыграл одной левой рукой аккорд, для которого требовалось расстояние около 75 сантиметров на клавиатуре.
Главная сложность, с которой он столкнулся, заключалась в том, что музыка должна звучать идеально. Нельзя было допустить, чтобы было «наполовину так же хорошо, как у двурукого пианиста», и все же феноменальный успех в маскировке отсутствия правой руки создал только новые проблемы. Например, существовала опасность, что публика, увидев на афише имя «Пауль Витгенштейн», купит билеты не для того, чтобы насладиться музыкой, а чтобы увидеть представление, словно он фокусник или ярмарочная диковинка. Поэтому Людвиг ненавидел ходить на публичные концерты брата.
С другой стороны, Пауль не без удовольствия обнаружил плюсы своего затруднительного положения: молодой раненый герой войны с потрясающим артистическим талантом пользовался большим успехом у женщин. Успешных классических музыкантов боготворили в Вене как нигде в мире, и плачевное положение Пауля, мужество и упрямство — и, возможно, колоссальный банковский счет — делали его кумиром всех добросердечных женщин в городе. Женщины любого возраста, привлекательности и роста собирались вокруг фортепиано поговорить с ним и восхититься его игрой, и всегда искренне хвалили его талант. «Вчера были только пожилые слабые женщины, — сообщала Гер-мина Людвигу, — но к нему подходили и молодые и прелестные, так вежливо и очаровательно он вел себя с леди (он общался с ними почти с такой же симпатией, сколь резко и высокомерно держался с мужчинами)»[184]. Интересно, не ревновала ли Гермина где-то в глубине души? «Недавно девушка со слезами на глазах рассказывала мне, как тронуло ее исполнение Пауля; кто бы мог подумать! Но мы рады понять, как мы все ошибались!»[185]
В афише дебютного концерта Пауля не говорилось о там, что пианист потерял руку, там просто была напечатана программа (концерт Лабора, три этюда Шопена в аранжировке Годовского, отрывки из Баха и Мендельсона и парафраз «Риголетто» Листа), а внизу маленькими буквами было указано, что некоторые вещи переработаны для левой руки. Людвиг, которого недавно возвели в ранг курсанта офицерской школы в запасе, на этот раз пришел. Пауль, явно нервничавший, впоследствии жаловался, что выступил плохо и сделал слишком много ошибок, но Лабор, страшно довольный и вдохновленный талантом Пауля, горячо его хвалил. Неделю спустя в
