Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [21]

18 Отклики на выступление Пауля

Концертный дебют Пауля 1 декабря 1913 года, с которого начинается вся эта история, имел огромный успех, — как решили семья, друзья и, возможно, даже слуги из Пале, еще до того, как в газетах начали появляться первые рецензии. Альберт Фигдор, эксцентричный родич-миллиардер, написал ему на следующий день после концерта, что исключительно рад успеху Пауля и что вся Вена его хвалит. «Пожалуйста, прими вложенную шутку как небольшой символ моего восхищения»[89]. Он подарил оригинальную рукопись юмористического канона Феликса Мендельсона.

Пауль был крайне чувствителен к чужому мнению: он приходил в бешенство от похвал, которые считал незаслуженными, в негодование — от любого рода критики. Он предпочитал, чтобы его выступления не обсуждали вовсе. Больше всего он не выносил мнения младшего брата: хоть Людвиг и восхищался техникой Пауля, ему не нравилась его манера исполнения. Людвиг придирался ко всем музыкантам, даже к самым лучшим (однажды он прервал репетицию знаменитого Rosé String Quartet, чтобы сказать им, что они совершенно неправильно исполняют квартет Шуберта), но его невысокое мнение о мастерстве Пауля, пусть и характерное для его привередливости, невыносимо раздражало старшего брата. Однажды вечером, когда Пауль репетировал дома, он внезапно прекратил играть и ворвался в соседнюю комнату, где Людвиг занимался своими делами, и закричал на него: «Я не могу играть, когда ты дома, я чувствую, как твой скептицизм сочится ко мне из-под двери».

«Мое мнение о твоей игре само по себе СОВЕРШЕННО НЕСУЩЕСТВЕННО»[90], — настаивал Людвиг, но Пауль, который никак не мог успокоиться, решил, что младший брат не выносит его выступлений.

В кафе Volksgarten на Бургринг Людвиг однажды попытался объяснить свою позицию. Насколько мог тактично, он сравнил игру Пауля на фортепиано с игрой прекрасного актера, рассматривающего текст пьесы как трамплин, который поможет донести до публики черты собственной личности, и признался, что манера исполнения Пауля испорчена (по крайней мере, для него) тем, что тот привносит в музыку слишком много себя. «Мне кажется, ты не пытаешься спрятаться за музыкальной композицией, ты хочешь изобразить в ней себя. Если я захочу услышать, что намерен сказать композитор (за этим я и иду на концерт), я не буду слушать тебя»[91].

Как и большинство артистов, Пауль ни во что не ставил профессиональных критиков, хотя впоследствии он сам станет одним из них. «Мне как артисту их мнение безразлично, — писал он своему агенту. — Что мне за дело, что думает или считает такой-то? Но, к сожалению, с практической точки зрения их мнение важнее всего»[92], и дебют в Musikverein был нацелен в первую очередь именно на получение хороших отзывов в прессе. Макс Кальбек, знаменитый критик, которому на тот момент было 63 года, исследователь творчества Брамса, стал первым, кто выступил с высокомерной статьей в Neues Wiener Tagblatt 6 декабря:

Всякий молодой человек, член венского высшего общества, который появляется на публике в 1913 году как пианист-виртуоз с концертом Джона Филда, должен быть либо фанатиком-энтузиастом, либо весьма самоуверенным дилетантом. Но господин Пауль Витгенштейн — а речь идет о нем — не является ни тем ни другим, а серьезным артистом (и это лучше, чем то или другое, насколько мы понимаем). Он предпринял это рискованное предприятие, до конца не осознавая, насколько оно рискованно, ведомый чистой любовью к задаче и направляемый благородным намерением продемонстрировать публике испытание — серьезное и редкое — своих выдающихся умений[93].

Рецензия Кальбека — многословная манерная проза, едва ли ее можно было бы опубликовать в нынешние времена. Возможно, поэтому его написанная в духе Босуэлла биография Брамса в восьми томах, которую он писал пятнадцать лет, с 1898 по 1913 год, хотя и остается основополагающим источником знаний о Брамсе, но никогда не была переведена на английский. Великий критик продолжает:

Под гаснущими лучами наших чувств всеми любимые античные персонажи парят над нами и посвящают нас в тайны поэтических сумерек. Сухая композиция неожиданно расцветает поэмой. Внутри этой безупречно чистой техники, которая кажется нам сегодня столь же холодной, как неорганическая материя, живет мягкая и чувствительная душа, и мы чувствуем ее теплое дыхание[94].

Кальбек был другом Витгенштейнов, постоянным гостем музыкальных вечеров на Аллеегассе, и восторженная рецензия на выступление Пауля может быть предвзятой. Описание «безупречно чистой техники» Пауля и «ясного и безукоризненного великолепия деликатного, мягкого и блистательного прикосновения пианиста» можно сравнить с комментарием из другой, неподписанной рецензии, опубликованной в Das Fremdenblatt 10 декабря, в которой утверждается, что «практика добавит совершенства его способностям и улучшит манеру исполнения»[95]и что он играл «крайне внимательно и чрезвычайно осторожно». Но критик Fremdenblatt добавляет, что «сила, с которой извлекаются ноты, и непритязательная точность здорового чувства ритма узаконивает его выступление на публике» (что вряд ли сочетается с замечанием об «осторожности»), и что существенные трудности программы выступающий «одолел, уверенно держась в седле». Юлиус Корнгольд, чрезвычайно важный критик из