Дом вампира и другие сочинения - [40]
Пустым, бессмысленным взглядом обвел он комнату; потом тупо уставился на хозяина. Тот тяжело дышал и отирал пот со лба. Однако лицо его светилось молодостью, глаза сияли зловещим огнем… Он взял за руку то, что когда-то было Эрнестом Филдингом, и отвел это в его комнату.
XXXI
Едва рассвело, Этель уже спешила к дому на Риверсайд-драйв. Она так и не получила никакой весточки от Эрнеста и не смогла до него дозвониться. Беспокойство подгоняло ее. У двери она столкнулась с Джеком, который направлялся к Реджинальду Кларку.
В то же самое время нечто, напоминавшее Эрнеста Филдинга, появилось из дома вампира. Это было отвратительное, тупое и примитивное существо, без малейшего проблеска разума в глазах.
Чудовищная трансформация, происшедшая с ним, ужаснула Этель.
— Мистер Филдинг! — окликнула она его.
— Эрнест! — крикнул Джек, также пораженный переменой в облике друга.
Голова Эрнеста повернулась в сторону, откуда раздались эти звуки, однако в мертвом взгляде не мелькнуло даже искры узнавания. Без прошлого, без настоящего… будто слепой… что-то невнятно бормоча про себя… — полный идиот, — он, спотыкаясь, стал спускаться по ступенькам крыльца.
1907
«Дом вампира»: читатели, толкователи и критики
«Дом вампира» вышел в свет в сентябре 1907 г. Читатели и критики сразу задалась вопросом: как автор оценивает своего героя? Не вложил ли он в уста Кларка собственные мысли? Любивший дразнить пуритан, Вирек начал очередной разговор с интервьюером словами: «Вы слышали о «великом американском романе»?
Ну вот, я написал его… Это нечто совершенно новое в беллетристике. Во все века были великие люди — они становились великими, впитывая труд других»[9]. «Мой роман, — утверждал он в другой беседе, — радикально изменит наши представления об основателях христианства, «Стандард ойл» и психологического романа. Он покажет Христа, Рокфеллера и Бальзака чудесными поглощающими силами, которые, подобно линзе, собирают рассеянные лучи из меньших источников в одно великолепное пламя, чтобы освещать путь миру».
«Мой вампир — это сверхчеловек Ницше. Он имеет право красть из чужих мозгов. Это уникальная фигура в мировой литературе и драме. Я взял индивидуум и сделал из него тип»[10]. П. Сент-Амур видит в этих словах Вирека не только оправдание Кларка, но и «эстетизированную, сознательную капитуляцию перед тоталитарной личностью», которая позже привела автора «Дома вампира» с сотрудничеству с нацистами, хотя и замечает: «было бы абсурдно утверждать, что нацизм Вирека в зрелые годы полностью и безусловно виден в его первом романе»[11]. Сент-Амур принимает за чистую монету декадентские речи автора и героев, но игнорирует то, что слова о «великом американском романе» в книге вложены в уста Этель в разговоре с Эрнестом, который делится с ней мечтой написать «главный роман своей жизни». Эрнесту приданы некоторые черты самого Вирека и подарены два его стихотворения, в то время как Кларк, на которого автор не пожалел красок, остался «головной» фигурой, навеянной литературой европейского декаданса.
Роман приняли неровно. Современные исследователи почему-то делают акцент на отрицательных отзывах. Действительно, автора упрекали в отсутствии оригинальности, излишней цветистости языка, переходящей в дурной вкус, невыдержанности стиля. «Жаль, что никакой вампир не украл идею Вирека до того, как он ее испортил», — суммировал сан-францисский журнал «Argonaut»[12]. Указания на зависимость «Дома вампира» от новелл Эдгара По, «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» и «Портрета Дориана Грея» только льстили молодому писателю. На дружественных страницах сент-луисского журнала «Mirror» говорилось, что со времени книги Уайльда «не появлялось столь таинственного и умного романа». Майкл Монахэн, которого Вирек позже включил в пятерку лучших американских критиков, заявил, что «стиль неизбежно выдает в нем поэта». Анонимный рецензент «New York Times», назвав стиль книги «невозможным», отметил, что она «от первого слова до последнего выдержана на высшем уровне трагических эмоций»[13]. «В своем первом романе Джордж Вирек, удививший мир как поэт, еще больше удивляет как рассказчик», — отметила «Los Angeles Times», а «Salt Lake City Tribune» назвала его «новой сенсацией в литературе». Филадельфийский литератор Уильям Уотс констатировал, что если Вирек «начинал как вундеркинд, то теперь он вырос в настоящего и сформировавшегося художника».
Самую высокую оценку книге дал английский поэт и критик Артур Саймонс, символист и пропагандист символизма, писавший автору 13 октября 1907 г.: «Идея оригинальна, форма искусна, финал оправдывает всё развитие событий. С вашей идеей я согласен, в метафорическом смысле и не только. <…> Из символа вы сделали действительно впечатляющую историю. Она наводит на мысль об Уайльде, но Уайльд испортил бы ее украшательством и смазал бы финал. Здесь есть сила, и эта сила заставляет дочитать до конца»[14]. Вирек не возражал, когда его называли «первосвященником культа Оскара» и «лучшим учеником Уайльда в Америке». Даже если говорившие вкладывали в это негативный смысл…
