Дом вампира и другие сочинения - [13]

Он крепко пожал руку Эрнесту, на секунду задержав ее в своей, потом резко повернулся и пошел, оставив молодого человека в некоторой растерянности. Шумная толпа подхватила его, чуть не сбив с ног, однако глазами он по-прежнему провожал исчезающую в ночи величественную фигуру Реджинальда Кларка. Его влекло к этому человеку всеми фибрами тела и молодой, щедрой души.

II

Мягкими шагами, с наслаждением вдыхая ночной воздух, Реджинальд Кларк шел по простиравшемуся пред ним Бродвею, где в ярких огнях пульсировала ночная жизнь.

Его мощный интеллект был поглощен бурной жизнью огромного города. Здесь, на улице, как и в салоне, его магнетическая сила оказывала на людей магическое воздействие, и он рассекал толпу с легкостью, с которой черкесский клинок рассекает воду.

Пройдя пару кварталов, Реджинальд Кларк внезапно остановился у ювелирного магазина. На витрине были в изобилии разложены драгоценные камни, ярко сверкавшие в электрическом свете, словно гипнотизирующие змеиные глаза — зеленые, красные, прозрачно-голубые. И пока он так стоял, их ослепительный блеск проник в его разум, трансформируясь в нечто возвышенное и чудесное, что со временем, возможно, превратится в поэму.

Затем его внимание привлекла небольшая компания худеньких девушек, которые танцевали на тротуаре под хриплые звуки старой шарманки. Он присоединился к группе заинтригованных зрителей, наблюдавших за колоритными танцовщицами, которые легко двигались в такт музыке. Одна привлекла его внимание — тонкая, с оливковой кожей, из страны, где вечная весна. Она целиком отдалась музыке, ее волосы растрепались, а ноги едва касались земли. Девушка казалась желтым листом, пляшущим в солнечном луче. Дребезжащие звуки шарманки, возможно, напоминали ей о смуглом, темноволосом юноше, играющем на флейте.

В течение нескольких минут Реджинальд Кларк с истинным наслаждением следил за грациозными движениями девушки. Затем — потому ли, что устала, или ее смутило пристальное внимание незнакомца — музыка исчезла из ее движений. Они стали медленными, угловатыми, почти неуклюжими. Интерес в глазах Кларка погас, хотя его тело наполнил трепет, словно ритм музыки и танца мистическим образом проник в его кровь.

Он продолжил свой путь вроде бы без определенной цели; но на самом деле напряжено впитывал нервозную суету снующих по Бродвею людей. Подобно гиганту, мощь которого прибывала всякий раз, когда он касался матери-Земли, Реджинальд Кларк черпал новые силы в каждом контакте с жизнью.

Он свернул на восток, на Четырнадцатую улицу, где одно за другим располагались дешевые варьете, словно бусы из фальшивого жемчуга на шее шлюхи. В каждом из заведений безвкусные, кричащие афиши соблазняли всевозможными дешевыми развлечениями. К удивлению швейцара одного из особо неприглядных мюзик-холлов, Реджинальд Кларк вошел внутрь и даже купил билет, который позволял ему присутствовать в этом убогом притоне низкого искусства. Основную часть публики составляли какие-то темные личности; несколько работяг; опустившиеся бывшие спортсмены; женщины, ушедшую молодость которых даже при этом искусственном освещении не могли восстановить толстые слои краски и пудры. Реджинальд Кларк, совершенно не обращая внимания на удивление и зависть, вызываемые его внешним видом, уселся за столик около сцены и заказал угодливому официанту лишь коктейль и программу. Выпивку он оставил нетронутой, зато жадно впился глазами в строчки. Найдя то, что искал, он зажег сигару и, не обращая внимания на происходящее на сцене, стал с интересом рассматривать публику, пока не наступил выход Бетси, Гиацинтовой девушки.

Когда она запела, он все еще казался рассеянным. Слова песни были грубы, хотя и не без некоторой привлекательности для непросвещенного вкуса, а голос девушки — до неприятного тонким. Однако когда она перешла к припеву, поведение Кларка внезапно изменилось. Отложив сигару, он слушал с напряженным вниманием, жадно рассматривая ее. Когда она запела последнюю строчку и выхватила из волос цветок гиацинта, в ее голосе зазвучала какая-то странная горечь, какое-то патетическое, острое чувство. Это искупало несовершенство пения и отдавало грубую публику во власть ее чар.

Кларк также был захвачен ее трепетом, бесконечной печалью, горькими рыданиями одинокой души глубокой ночной порой, когда грешники предаются страстным молитвам.

Певица вдруг смолкла. Эти сверкающие глаза были устремлены на нее. Ей стало не по себе; лишь с огромным трудом она смогла продолжить. Когда она начала финальный куплет, на губах Кларка появилась загадочная улыбка. Под безжалостным взглядом мужчины девушка совсем сникла. На последнем припеве пение стало совсем отвратительным: голос больше не звучал трепетно и волнующе.

III

Задолго до назначенного времени Эрнест уже ходил взад-вперед перед жилищем Реджинальд Кларка — солидным многоквартирным домом, выходящим на Риверсайд-драйв.

Мимо мчались автомобили, унося к прохладному речному берегу суету и напряженность американской жизни. Однако шум и суматоха казались юноше лишь благоприятными предзнаменованиями счастливого будущего.