Дом в ноябре - [27]

– Споры, – нарушил молчание Мэллори. – Вирусы. Вещи, виденные мною, были большими, сильными. Они пользовались инструментами, разговаривали...

– Ваши хромосомы несут генный шаблон, определяющий вашу форму, ваши способности. Этот шаблон отличается от вида к виду, от типа к типу. В случае Моуна – единственный шаблон – адаптивность. Земные виды адаптировались к окружающей среде в течение многих лет, путём эволюции. Моун развил способность к мгновенной адаптации своих хромосом таким способом, чтобы выдержать любые испытания, какие бы на него не обрушились в ожидании следующего поколения.

– Это не объясняет того, что случилось с Джилл, и вообще с каждым. Почему я не мог заставить её понять, что что-то пошло не так? И почему была запечатана комната моей дочери? Почему?

– Моун использует любые природные ресурсы, которые может найти. Рабочие нужны, чтобы возвести гнездо, подготовить особую еду и другие припасы для поддержки физического существования Царицы Моуна. Здесь он добрался до людей, внушил своим рабам ложную картину миры и их роли в нём, обеспечил их ложной мотивацией для того, чтобы сделать их послушными и продуктивными. Что же до запечатанной комнаты – раз девочка пропала, родители скорее утешатся, убрав её из своих воспоминаний и уничтожив все признаки её существования. Защитное поле, создающее ощущение недомогания у нарушителей эффективно препятствует вмешательству.

– И какова твоя роль?

– Об инфекции Моуна в отдалённом мире галактическим властям стало известно слишком поздно, резервуар выбросил споры прежде, чем был уничтожен. Многие коконы были отслежены и ликвидированы, но многие затерялись. Предмет в дюйм длиной, да ещё из нейтрального органического материала – цель, которую тяжело выследить в глубинах космоса. Поэтому мы возвели в отдалённых мирах цепь станций слежения, долженствующих предупредить о приближении кокона, который наши приборы могут обнаруживать на расстояниях в сотни миллионов километров.

Это и есть такая станция. На ней назначили работать двух человек – преданных людей, готовых вести многолетнее дежурство в ожидании крайне маловероятного события, ибо космос обширен, а миров множество.

Один из нас и был Алгорик. Я, Гонил – второй.

– Продолжай, – сказал Мэллори. – Если существуют инопланетные захватчики или инопланетная инфекция, то, кажется, должны существовать и внеземные агенты под прикрытием, наблюдающие за ними. Но что же пошло не так? Как им удалось вас миновать?

Старик, казалось, не заметил заданного Мэллори вопроса.

– Мы были крайне заинтересованы, когда обнаружили, что этот мир породил свою собственную человеческую популяцию. Этот район мы избрали из-за его удалённости, – продолжал он. – Ведь он лежал в самом центре почти пустого континента. Это был 1827 год. Мы чувствовали, что выбор удачен. История человеческих культур в бесчисленных мирах говорила нам, что пройдёт тысяча лет, прежде чем ползучее заселение этой земли дойдёт до нас.

Вскоре мы осознали свою ошибку. Надо было сразу же переместить нашу установку в более отдалённую местность: на Аляску, в Сибирь, в Антарктиду. Но мы были нормальными людьми. У нас не было ни малейшей охоты отправляться в изгнание в промёрзшую тундру. Мы всё объяснили себе логически. Мы приспособились. В конце концов, нам нравилась доступность общества созданий одного с нами вида. Мы воспользовались нашим оборудованием, чтобы украсить и обставить нашу спартанскую станцию в стиле, подражающим существующим центрам местной цивилизации, обустроили сады и дорогу, выучили местное наречие. Мы были по-прежнему молоды, обладали неисчерпаемым богатством благодаря синтезируемому золоту. Мы жили в роскоши даже на этой первобытной планете, столь далёкой от родного нам мира. Дом наш был полон музыки, веселья, самых красивых женщин, самых умных мужчин, у нас были лучшие вина, лучшая еда, мы охотились, мы танцевали, мы развлекались. А время шло...

Алгорик первым понял, к чему всё идёт. Мы наблюдали за прогрессом вашей цивилизации на протяжении двух поколений, от Века дерева до Века угля. Ваше население учетверилось, уже появились первые телеграфные линии; и эксперименты с внутренним сгоранием, электричеством и беспроводной связью показали, что ещё через несколько десятилетий ваши технологии превзойдут изначально применённые нами меры безопасности. Было очевидно, что вскоре нам придётся оставить наше весёлое житьё-бытье, взять на себя задачу поиска новой площадки, и перестроить наш контролирующий маяк таким образом, чтобы его по-прежнему было невозможно обнаружить.

Очевидно для меня, если быть точным. Алгорик посмеялся надо мной. Видишь ли – он влюбился в местную. Он не мог бросить её. Угроза Моуна, сказал он – не более чем горячечный бред, безумное заблуждение. Даже те, кто послал нас сюда уверены, что меньше одного шанса на миллион на то, что нам когда-нибудь придётся поднять тревогу. И он будет идиотом, если променяет свою жизнь на эту маловероятную возможность.

В изгнании я построил новую жизнь, заявил он мне. – Ты предлагаешь оставить её ради того, чтобы обосноваться на каком-нибудь пустынном леднике и тысячу лет в одиночестве дожидаться того, что не произойдёт никогда?