Дом с привидениями - [5]
— А-а! Гиппопо!
— Гиппопо! Ура! — закричал Марягин. — Ну ты и умный, Николаев! Я тебе сейчас как в лоб дам!
Мариночка догнала Марика-Марика на лестнице.
— А ты, Марик-Марик, — сказала Мариночка, перегнувшись через перила, — на той переменке на задний двор иди, где пожарка…
— Зачем?
— Игорястик велел: «Пусть меня там дожидается».
— Так его же нету.
— Придет, так что и ты приходи.
Марик ничего не ответил. Он только сильно провел ладонью по щеке, словно снял налипшую паутинку.
Как только прозвенел звонок на перемену, Марик-Марик выскочил из класса и, увертываясь, словно футболист в атаке, проскользнул между мечущимися под ногами малышами и спустился вниз, во двор позади школы. Ну, конечно, они были именно там, между мусорными контейнерами и штабелями всякого школьного хлама, который уже вынесли во двор, но еще не увезли. Они играли в какую-то идиотскую игру: на подставке из кирпичей стояла консервная банка, сбоку три кучки пятачков, каждая кучка принадлежала одному из играющих: Игорястику Кондратенко, здоровенному Стасу и восьмикласснику Толоконникову, по кличке Толокно, имени которого так никто и не знал. По очереди они кидали пятак в банку, шагов, наверное, за пять-шесть, если кто попадал, остальные выдавали ему по пятаку, если промазывал, то он отдавал по пятаку остальным.
Марик-Марик не боялся этих ребят, но терпеть не мог ввязываться в их какие-то дурацкие разговоры, вялые и бессмысленные.
— Привет, — сказал он невесело, только чтоб обозначить свое появление.
— Привет, — ответили ему все трое и не спеша подошли. Потом началась церемония рукопожатий.
— Сам пришел или Маринка велела? — спросил Игорястик.
— А чего? — в свою очередь спросил Марик-Марик.
— А ничего, так, — Игорястик пристально глядел на Марика, а пальцами быстро перебирал недлинную колбаску пятаков. — Сказать?
— Ага, — кивнул Марик, и у него заныло в груди от предчувствия какой-то гадости.
— Дай двадцать копеек, тогда скажем, — и Стас протянул ладонь.
— У меня только на завтрак.
— А нам все равно.
— Ну, на, — Марик вытащил кошелечек, из него — единственный двугривенный и положил на ладошку Стаса.
— Говори, — сказал Стас Игорястику.
— Ты домой звонил? — спросил Игорястик нейтральным голосом.
— Зачем? — вскинулся от охватившей его тревоги Марик. — Зачем?
— Спокуха, — придвинулся к нему Стас. — И не пыли, понял?
— Ну что, что?.. — Марик умоляюще глядел на Игорястика, на Стаса глядеть ему было противно.
— Ты с собакой гулял? — спросил Стас.
Кровь отлила от щек Марика, он даже от растерянности пальцами губы прижал, чтобы они не кривились.
— Нет, — сказал он. — Я только вывел ее перед школой. Бабушка сказала, что пойдет с ней в «Гастроном».
— Точно, — сказал Стас. — Так она посадила ее у входа, так?
Марик-Марик передернул плечами, на Стаса он так и не мог поднять глаз.
— Мы всегда оставляем ее у входа. Она сидит и ждет.
— Ее увели, — сказал Стас.
— Да кому она нужна! — чуть не закричал Марик. — Она старенькая, она только нам и нужна. Она такая умная, только что не говорит…
— А ее не разговаривать взяли, — сказал вдруг басом Толокно, — а на шапку…
Марик-Марик остолбенел и резко повернулся к нему.
— На что?
— Шкуру содрать и шапку сшить.
— Ой! — не удержался Марик, и выкрик его прозвучал, как вопль отчаяния. — Врешь ты, гад!
— Я тебе, сявка, сейчас так врежу… — сказал Толокно и двинулся было к Марику-Марику, но Стас выставил свою здоровенную ножищу и, словно шлагбаумом, преградил ему путь.
А Игорястик все это время молча стоял и глядел то на одного, то на другого.
Вдруг на втором этаже приоткрылось окно, и тонкий Мариночкин голос прокричал:
— Игорясти-и-ик, звонок!
Игорястик, ни слова не сказав, повернулся и быстро пошел к двери черного хода. Марик кинулся за ним, но Стас сделал ему подножку. Марик-Марик заковылял, но чудом удержал равновесие и не растянулся на нечистом асфальте заднего двора. Стас и Толоконников загоготали. Марик догнал Игорястика и торопливо, глотая слова, заговорил:
— Слушай, Игорь, скажи, ну, кто ее взял? Ну, пожалуйста… Ведь ты знаешь… И я должен знать… Ну, кто? А?.. Ну, будь добр, скажи. Ну, подумай, как же я могу не знать, если ты знаешь?.. Ты же друг мне, а, Игорь?
Игорястик молча поднимался вверх, шагая через три ступеньки, Марик старался опередить его и заглянуть ему в лицо, но Игорь шел, мрачно наклонив голову.
— Слушай, Игорь, слушай, ну, что делать?.. Я даже не знаю, как жить без Нави… Просто невозможно… я даже не знаю, как сказать… она наша, понимаешь? Ну, как бабушка, как дядя Костя… Когда она схватила воспаление легких, мы все плакали… И у меня слезы сами лились, честно… Я бы тебе этого никогда не сказал, но я, правда, хочу, чтобы ты все понял, Игорь… Я не скажу, что мы все умрем, если ее не станет, но все заболеем, это точно… Скажи, где она, Игорь, скажи и проси, что хочешь. Скажи, Игорь… И что хочешь приказывай. Я все сделаю, будто я тебе американку проиграл… Вот чем хочешь поклянусь…
— Ладно, — как-то неохотно сказал Кондратенко. — Попробую тебе помочь.
Так они, задыхаясь, добежали до четвертого этажа и ворвались в класс, когда все уже расселись, а математик только-только раскрывал журнал.
Семен Львович Лунгин (1920–1996) – драматург и киносценарист, известный по фильмам “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен”, “Внимание, черепаха!”, “Телеграмма”, “Агония”, “Жил певчий дрозд”, “Трое в лодке, не считая собаки”, “Розыгрыш” и многих других.“Виденное наяву” – единственная книга Семена Лунгина, написанная от первого лица. Он пишет о магии театра и кино, о своем времени и о людях. Его герои – Станиславский и Соломон Михоэлс, Михаил Ромм и Питер Брук, Виктор Некрасов и Владимир Высоцкий, Давид Самойлов и о.
Киносценарий всеми любимого одноименного фильма киностудии «Мосфильм». В конце книги дана фильмографическая справка и представлены кадры из фильма.Отсутствуют страницы с 55 по 60.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
Повесть о жизни девочки Вали — дочери рабочего-революционера. Действие происходит вначале в городе Перми, затем в Петрограде в 1914–1918 годы. Прочтя эту книгу, вы узнаете о том, как живописец Кончиков, заметив способности Вали к рисованию, стремится развить её талант, и о том, как настойчивость и желание учиться помогают Вале выдержать конкурс и поступить в художественное училище.
14 февраля 1918 года по флотам и флотилиям был разослан подписанный Народным комиссаром по морским делам П. Е. Дыбенко приказ, в котором был объявлен ленинский декрет: «Флот, существующий на основании всеобщей воинской повинности царских законов, объявляется распущенным и организуется Социалистический Рабоче-Крестьянский Красный Флот…».