Дом падших ангелов - [32]
Он услышал, как ее голова легла на подушку, и спросил:
– Флака, все ушли?
Проклятье!
– Флако! Я думала, ты спишь.
– Я и сплю. Но слежу за тобой даже во сне.
В последнее время он порой говорит странные вещи. Хотя он всегда их говорил. Он гений. А гении несут всякий бред. Но сейчас он еще более странный, ведет себя как brujo[144] где-нибудь в джунглях. Заявил тут Минни: «Реки верят в Бога». И что это должно означать, а? А бедному Лало сказал: «Птицы всегда знали язык мертвых».
Однажды за завтраком он посмотрел на нее и говорит: «Флака, вселенная может поместиться в яйце». Мягко и осторожно, потому что не знала, как реагировать на эти выпады, чтобы не распалять его, она переспросила: «Да что ты, правда, Флако?» «Да. Но птица, высиживающая это яйцо, должна быть такой огромной, что мы не можем видеть ее. Интересно, что вылупится, когда вселенная треснет?» Она ответила: «Как интересно», а сама мысленно взмолилась, прося помощи у Господа и Девы Марии.
– Флака, – произнес он бодро и безмятежно, как будто они сидели за обедом ясным летним днем.
– Si?
– Помнишь, когда мы познакомились?
– Как я могу забыть? Спи.
– А потом я тебя целый год не видел.
– Да.
– А потом встретил тебя в кино.
– Я знаю, Флако. Я же там была. Спи уже.
– В гадком маленьком кинотеатре, мы его называли «Клоповник».
– Ага, ты там подцепил блох. Грязь была страшная.
– Мы смотрели фильм про кукольных людей. И ты сидела впереди меня.
– Про марионеток, Флако. У меня до сих пор кошмары.
– Я принес тебе пепси-колы.
– «Севен-ап», Флако. Ты называл его «ун-сьете-уп».
Оба рассмеялись.
– А потом… – протянул он.
– Перестань.
– На пляже.
– Фу, свинтус! – простонала она, закрыв ладонями лицо.
– На тебе было белое платье. И ты легла на песок. И я гладил твой зад.
– Эй, Ангел! Довольно!
– Ты лежала на моем пиджаке. И когда я гладил тебя, юбка задралась.
– Dios!
– Ты дрожала. Я видел, как твои пальцы впились в песок.
– Ох.
Ему было семнадцать, а ей шестнадцать.
Луна в ту ночь была как локон Божий. Ребятня из secundaria[145] запалила костер метрах в трехстах от них. Вода была совсем черной, и белая пена прибоя светилась в темноте, и цепочка огней далекой автострады, рассыпанных серебристыми монетами, мерцала среди возвышенностей под призрачным небесным сиянием. Началось с поцелуя. Ее язык проник в его рот. Узкий, прохладный, хранящий вкус клубничного сока, который они только что купили на malecon[146]. Ангел сразу понял: этот язык – то, что надо. Она знает жизнь.
Сначала он опустился на колени рядом с ней. Вода, просочившаяся сквозь песок, намочила брюки. Он никогда раньше не прикасался к девушке. И ошалел, чувствуя, какие упругие у нее плечи и как они расслабляются под его руками. И как она вздыхает. И под тончайшей мягкостью податливой плоти ощущаются ребра. Ткань одежды не сдерживала жар ее тела. Лямки бюстгальтера на спине. И эти припухлости по бокам, где начиналась грудь. Он дрожал, но совсем чуть-чуть, как после долгой дороги с тяжелым грузом в руках.
А потом вдруг он уже гладит и раздвигает ее бедра, сам не понимая, как здесь оказался. Прильнул к ней. Вдыхая запах ее волос и ее духи. Ощущая будоражащий жар ее бедер даже сквозь брюки. И потом это белое платье, оно задиралось все выше. Появился новый запах? В горле жгло, он до боли стиснул челюсти. Перевел взгляд вниз и увидел, как подол платья поднялся, открывая ноги. И уже не мог остановиться. Он наклонился, заглядывая туда. Она знала, что он смотрит – бедра напряглись, она вся дрожала, – и, совсем ничего не понимая, он понимал, что происходит сейчас между ними. А потом на него нацелились холмы ее голых ягодиц.
– И я увидел твой зад.
Она рассмеялась своим низким похотливым смехом.
И руки скользнули вверх по бедрам и вошли в нее. Она вздрогнула и застонала, а он наконец выдохнул. Пальцы осторожно двинулись в жаркую влагу, он все время боялся, что не справится с собой, лицо пылало, руки тряслись. Она внутри была как океан.
– Я вся теку, – прошептала она. – Для тебя.
У него самого штаны промокли. Он не понимал, что происходит. Это что, всегда такое с мужчинами? Переживал, чтобы она не заметила. А потом забыл обо всем.
Это останется лучшим моментом его жизни до конца дней.
Они лежали в своей постели и одновременно на том далеком теплом пляже. Она прижалась головой к его плечу.
– А что потом? – спросила она.
– Ты была у меня первой.
– Ay! Какой ангел.
Он нежно коснулся ее лица.
– Я целовал тебя внизу!
Гордясь собой, он удовлетворенно заложил руки за голову. Прохладный трепет ее смуглых изгибов. Роковые тени между ягодиц. Сладковатый запах ее кожи и ее зада. Ее терпкий вкус, подобно алкоголю, струился по его жилам, кружа голову. И руки дрожали. Хотелось закурить.
Помолчав, она заметила:
– Но это еще не все.
Привычная уютная тишина растеклась между ними, теплая и грузная, как раскормленный кот.
– Я устал, – сказал он.
– Спи, – ласково похлопала она его по плечу.
– Я – астральный объект, – сообщил он. – И мне не нужен отдых.
– Ah, cabron! – усмехнулась она.
– Я могу странствовать, выйдя из тела.
– Que que![147] – возмутилась она. В темноте не видно, но, кажется, он улыбался.
