Дом одинокого молодого человека: Французские писатели о молодежи - [3]

Углубившись в страницы повести, читатель догадается также, что за внешним налетом цинизма и бесстрастности ее героя скрываются доброта, нежность, сочувствие. На это, кстати, еще в 1980 году обратил внимание Матье Гале, авторитетный литературный критик из влиятельного журнала «Экспресс»: «И вот посреди этой зияющей пустоты, — писал он, — которую раньше, может быть, назвали бы отчаянием, вдруг обнаруживаются небольшие фразы, которые говорят о любви так, как о ней не говорили уже очень давно».

«Дом одинокого молодого человека» — это повесть о воспитании чувств, повесть о становлении характера. Герой ее прошел через страдания, познал горечь утраты любимого существа. Писатель запечатлел сложный период в его жизни. Собственно становление уже закончилось, но он медлит вступать в жизнь, ему необходимо еще побыть одному. Большинство в эти годы, наоборот, стремится пребывать среди сверстников. Одиночество в юности — удел сильных и цельных натур и одновременно хорошая жизненная школа. В открывающей сборник повести Патрика Бессона, как в увертюре, звучит эта главная тема, проходящая в виде различных вариаций едва ли не через все произведения сборника. Однако трактуется эта тема разными авторами по-разному.

Не будем поддаваться искушению однозначно определить одиночество как символ социального неблагополучия. Порой оно — не что иное, как естественное экзистенциальное состояние, известное человеку с тех пор, как он ощутил себя человеком. Ведь несмотря на общеизвестное высказывание Джона Донна, утверждавшего, что люди являются частью континента, на самом деле мы все-таки острова. Одиночество отнюдь не обязательно зло; во многих случаях оно дарует благо. Когда-то Мильтон называл одиночество своим лучшим другом, когда-то монахи отгораживались от мира стенами своих келий, дабы строить духовные храмы вдали от мирской сутолоки, и мудрейшие люди всех времен, от Сенеки до Вольтера и Ницше, констатировали, что благодаря одиночеству мы обретаем цельность, суверенность, индивидуальность, в конечном счете обретаем свободу.

Именно так понимает это состояние Патрик Бессон. Однако жизнь соткана из диалектических противоречий, и слишком долгое испытание одиночеством рискует стать источником страданий и страха. А с другой стороны, в процессе размышлений одинокого человека рождается потребность в общении, возникает желание помочь людям. И, наконец, прошедший школу одиночества человек начинает, как правило, испытывать потребность в любви. Одиночество и любовь — это два важнейших механизма, два чудеснейших инструмента, с помощью которых писатели изучают общество, идеи, нравы, психологию людей, и не случайно было подмечено, что французский роман редко говорит о любви как таковой: чаще он использует любовную интригу для других целей.

Если в жизни любовь может служить средством разрушения социальных условностей, средством, заключающим в себе фантастическую энергию, то в литературе она чаще всего выполняет функции мощного анализатора социальных противоречий. Подтверждение тому легко найти и в «Невидимом древе» Э. Роблеса, и в «Отливе» П.-Л. Рея, и в «Эмме» К. Лепрон, и в «Грейпфрутах на завтрак» К. Риуа, да и в ряде других рассказов тоже. Это не случайно. Ведь любовь является тиглем, в котором символически переплавляется и возрождается личность. Любовь — это революция на уровне личности. Однако, будучи средством единения, любовь может стать и сильным катализатором страдания, когда преодолеть одиночество не удается.

Следует также сказать, что в современной французской литературе, дабы заполнить лакуну, оставшуюся после того, как обнаружилась несостоятельность политических утопий, получила определенное распространение любовная утопия. Рильке в свое время мечтал, что «когда-нибудь любовь перестанет быть делом только взаимоотношений мужчины и женщины и станет делом человечества, общающегося с другим человечеством», станет основой вообще всех взаимоотношений в человеческом обществе. Приблизительно в таком ключе решает проблему преодоления социальных противоречий Андре Дотель.

Впрочем, говорить об этом писателе, что он в своем творчестве решает какие-то проблемы, не совсем правильно. Ведь Андре Дотель выглядит настоящим антиподом литератора, желающего поведать читателю свои мысли. Он рассказывает просто из удовольствия и еще для того, чтобы выразить свое удивление тем, что on повидал за свою долгую жизнь. Исходным материалом его новелл служат конкретные, весьма реалистически воссозданные детали быта, но только преображенные поэтической фантазией писателя, безгранично верящего в торжество жизни. С самых первых книг у него обнаружилась тяга к буколическому преображению действительности, где описания растительного мира чередовались с описаниями пробуждающейся любви, рассказы о путешествиях чередовались с изображением сцен деревенского быта. Его жизненная и писательская философия сводится к тому, что чудеса мира находятся на расстоянии вытянутой руки. Начав активную писательскую деятельность в возрасте 43 лет, он, можно сказать, изобрел магическое средство, с помощью которого он остается и, должно быть, навсегда останется вечно молодым — в большинстве книг, число которых уже перевалило за шестьдесят, писатель рассказывает о молодежи. Его творчество посвящено прославлению мироздания, увиденного глазами детей, подростков, юношей и девушек. В его произведениях, прекрасным примером которых выглядит «Зимняя сказка», мы не найдем ностальгических мотивов. Его творчество сугубо не трагично. Дотель сумел создать воображаемый мир, где царит согласие между людьми и где неведомо зло. Конечно, нужно признать, что это мир нереальных детских грез и столь же нереальной, вечно торжествующей любви. Однако такие миры и такие писатели нужны, потому что они делают менее угрюмым существование в нашем бренном мире, утрачивающем идеалы.