Дом о семи шпилях - [43]
| Впрочем, утренняя заря все же прокралась в щель между полинялых занавесок у основания кровати и, найдя под ними новую гостью с щеками такими же румяными, как и само утро, поцеловала ее чело. | |
| It was the caress which a dewy maiden-such as the Dawn is, immortally-gives to her sleeping sister, partly from the impulse of irresistible fondness, and partly as a pretty hint that it is time now to unclose her eyes. | То была ласка, какую старшая сестра оказывает младшей - отчасти побуждаемая горячей любовью, а отчасти в знак нежного напоминания, что пора открыть глаза. |
| At the touch of those lips of light, Phoebe quietly awoke, and, for a moment, did not recognize where she was, nor how those heavy curtains chanced to be festooned around her. | Почувствовав прикосновение розовых уст зари, Фиби тотчас проснулась и сначала не могла понять, где она. |
| Nothing, indeed, was absolutely plain to her, except that it was now early morning, and that, whatever might happen next, it was proper, first of all, to get up and say her prayers. | Ей было совершенно ясно только то, что наступило утро, а потому надо встать и помолиться. |
| She was the more inclined to devotion, from the grim aspect of the chamber and its furniture, especially the tall, stiff chairs; one of which stood close by her bedside, and looked as if some old-fashioned personage had been sitting there all night, and had vanished only just in season to escape discovery. | Она почувствовала тягу к молитве уже от одного угрюмого вида комнаты и мебели в ней, особенно высоких жестких стульев. Один из них стоял возле самой ее постели и имел такой вид, как будто на нем всю ночь сидел какой-то человек из прошлого века и только что исчез из виду. |
| When Phoebe was quite dressed, she peeped out of the window, and saw a rose-bush in the garden. | Одевшись, Фиби выглянула в окно и увидела в саду розовый кустарник. |
| Being a very tall one, and of luxurious growth, it had been propped up against the side of the house, and was literally covered with a rare and very beautiful species of white rose. | Очень высокий и разросшийся, со стороны дома он был подперт жердями и весь усыпан прекраснейшими белыми розами. |
| A large portion of them, as the girl afterwards discovered, had blight or mildew at their hearts; but, viewed at a fair distance, the whole rose-bush looked as if it had been brought from Eden that very summer, together with the mold in which it grew. The truth was, nevertheless, that it had been planted by Alice Pyncheon-she was Phoebe's great-great-grand-aunt-in soil which, reckoning only its cultivation as a garden plot, was now unctuous with nearly two hundred years of vegetable decay. Growing as they did, however, out of the old earth, the flowers still sent a fresh and sweet incense up to their Creator, nor could it have been the less pure and acceptable, because Phoebe's young breath mingled with it, as the fragrance floated past the window. | Они по большей части, как девушка увидела после, была изъедены червями или увяли от времени, но издали кустарник казался перенесенным сюда прямо из Эдема вместе с почвой, на которой вырос, хотя на самом деле его посадила Элис Пинчон, прапрабабушка Фиби, а земля была старой. Однако же цветы источали изумительно свежий и сладкий аромат. |
| Hastening down the creaking and carpetless staircase, she found her way into the garden, gathered some of the most perfect of the roses, and brought them to her chamber. | Фиби сбежала вниз по скрипучей, не покрытой ковром лестнице, вышла в сад, нарвала букет самых роскошных цветов и принесла его в комнату. |
| Little Phoebe was one of those persons who possess, as their exclusive patrimony, the gift of practical arrangement. | Маленькая Фиби была в исключительной степени одарена хозяйственностью и вместе с тем способностью преображать все вокруг. |
| It is a kind of natural magic that enables these favored ones to bring out the hidden capabilities of things around them; and particularly to give a look of comfort and habitableness to any place which, for however brief a period, may happen to be their home. | Благодаря этому необычайному умению она привносила уют и комфорт в любое место, где ей случалось жить, пусть даже короткое время. |
| A wild hut of underbush, tossed together by wayfarers through the primitive forest, would acquire the home aspect by one night's lodging of such a woman, and would retain it long after her quiet figure had disappeared into the surrounding shade. | Простой шалаш из хвороста, построенный путешественниками в диком лесу, стал бы похож на дом после одного ночлега в нем такой женщины. |
| No less a portion of such homely witchcraft was requisite to reclaim, as it were, Phoebe's waste, cheerless, and dusky chamber, which had been untenanted so long-except by spiders, and mice, rats, and ghosts-that it was all overgrown with the desolation which watches to obliterate every trace of man's happier hours. | Не менее волшебное превращение испытала теперь и эта пустая, унылая и мрачная комната, в которой так давно уже никто не жил, кроме пауков, мышей и привидений, и которая повсеместно носила следы опустошения - этой враждебной силы, стирающей все напоминания о счастливейших часах жизни человека. |
Книгу под названием «Книга чудес» написал Натаниель Готорн – один из первых и наиболее общепризнанных мастеров американской литературы (1804–1864). Это не сборник, а единое произведение, принадлежащее к рангу всемирно известных классических сочинений для детей. В нем Н. Готорн переложил на свой лад мифы античной Греции. Эту книгу с одинаковым увлечением читают в Америке, где она появилась впервые, и в Европе. Читают, как одну из оригинальнейших и своеобразных книг.
Писатель Натаниель Готорн вместе с Эдгаром По и Вашингтоном Ирвингом по праву считается одним из создателей американской романтической новеллы. Главным объектом своих новелл Готорн считал не внешние события и реалии, а сердце и душу человека, где Добро и Зло ведут непрерывную борьбу.
Взаимосвязь прошлого и настоящего, взаимопроникновение реальности и фантастики, романтический пафос и подробное бытописательство, сатирический гротеск образуют идейно-художественное своеобразие романа Натаниеля Готорна «Алая буква».
История литературы причисляет Н. Готорна, наряду с В. Ирвингом и Э. По, к родоначальникам американской новеллы. В сборнике представлены девять рассказов, классических образцов романтической прозы, причем семь из них до сих пор были незнакомы русскому читателю.
Натаниель Готорн — классик американской литературы. Его произведения отличает тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, реальности и фантастики. По признанию критиков, Готорн имеет много общего с Эдгаром По.«Дом с семью шпилями» — один из самых известных романов писателя. Старый полковник Пинчон, прибывший в Новую Англию вместе с первыми поселенцами, несправедливо обвиняет плотника Моула, чтобы заполучить его землю. Моула ведут на эшафот, но перед смертью он проклинает своего убийцу. С тех пор над домом полковника тяготеет проклятие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.