Дом над Онего - [4]
— Не говоря уж о поляках. А скажи, земляки тебя еще понимают?
— Это ты земляков спроси. Время от времени доносятся какие-то реплики — обычно упреки в обилии русизмов. Вначале я еще объяснял, растолковывал, потом плюнул. Кто сам через это прошел, поймет, о чем я говорю, а кому не довелось — что ж… Мой друг Гельмут из Кельна, много лет бывший корреспондентом одной немецкой газеты в Москве, сказал однажды: «Чтобы написать что-то осмысленное о России, надо прожить здесь не менее десяти лет. — А потом добавил: — Только тогда уж писать не захочется».
И тут Веня меня удивил. Оказалось, что, готовясь к нашему разговору, он не только прочитал все мои тексты, переведенные на русский язык, но и нашел «Пролог», когда-то написанный по-русски по просьбе отца Иосифа, архимандрита Соловецкого монастыря.
— А ты никогда не думал перейти на русский язык? Как ваш Конрад на английский?
— Пока нет. Хотя мне все чаще кажется, что я российский писатель, пишущий по-польски.
С последней фразой вышел забавный ляпсус, о котором я уже обмолвился. Веня отдал текст интервью и уехал в Гагры. Газета вышла: под моим портретом стояла подпись: «Польский писатель, пишущий по-русски». Тут уж все окончательно запутались — кто я такой на самом деле?
19 сентября
Бабье лето в Заонежье — как у Клюева — златом ткет сентябрьские дни. Опушка бора, словно паперть, — сосны молитвенно сочат живичные ароматы. Ночами над нашей часовней мерцает красный Марс.
В лесу грибов не счесть — белые, подберезовики, опята, волнушки, черные и белые грузди — даже старожилы не помнят такого урожая. Собираем грибы целыми лодками — ведь особенно много грибов на островах. Да и перевозить их на веслах легче, чем на своем горбу таскать. Потом Наташа чистит, сортирует, сушит, варит, маринует, квасит, солит, тушит. Дом наполнен запахом грибов и маринада. На завтрак — суп из белых, на обед — рыжики в сметане с картошкой, на ужин — жареные опята.
А старики поговаривают, что Марс так горел перед войной.
21 сентября
Дневник — это не только форма созерцания времени (которое, по мнению Симоны Вайль[9], «есть ключ к человеческой жизни»), это еще и бухгалтерия дней. Ибо здесь, в однообразии неба, водки и земли, легко сбиться со счету.
Взять хоть соседа — Петро. Приходит с утра, опухший с перепою, интересуется, какой сегодня день — суббота или воскресенье? В среду хоронили старого Захарченко и так запили, что потеряли счет времени.
А между тем — сегодня уже вторник…
22 сентября
Сейчас, когда в нашей призрачной деревне появилось электричество, пора подумать и о духовном свете.
Рядом с нами, на пригорке стоит деревянная часовня Святого Самсона середины XIX века. Ее стройный силуэт в кадре окна с оранжевым шаром луны над звонницей — отраженный в стакане с бражкой — и стал последним аргументом в пользу этого дома.
Ее история — в изложении местных жителей — напоминает романтическую легенду.
Конда Бережная, сказывают, не раз сгорала дотла! Поэтому рядом с домами сажали березы, которые защищали жилье от огненного ветра. После одного из пожаров отстраивать Конду помогали соседи — мужики из деревни Вигово, что на другом берегу Великой Губы. Среди прочих — сын богатого купца Карельского. Парень влюбился в девушку из Конды, та ответила ему взаимностью и… старому Карельскому пришлось раскошелиться на постройку часовни, чтоб обвенчать молодых да замолить грех.
Что в этой истории — правда, а что — вымысел, сегодня уже не разберешь. Истории на то и истории, чтобы, переходя из уст в уста, превращаться в предание. Точно можно сказать лишь одно: часовня в Конде похожа на виговскую. Как младшая сестра на старшую.
Говорят еще, что она так неплохо сохранилась до наших дней благодаря капризу одного из директоров совхоза «Прогресс»: под влиянием неясного, точно мутный самогон, импульса тот вдруг выделил деньги на ее ремонт. Произошло это в семидесятые годы прошлого века — благословенные времена для совхоза (в отличие от православной веры). И хотя часовню Самсона отреставрировали небрежно, при ремонте крыши сломали «барабан» с луковкой, но сам факт реставрации храма коммунистическим совхозом — явно из разряда чудес.
— А что стало с иконостасом? — спросил я местного рыбака Сашу Тихонова.
— Пацанва из икон плотов понаделала, — ответил он.
Виговской часовне в этом смысле повезло больше: не только часть икон уцелела (они пополнили коллекцию музея в Кижах), но даже и крест отыскался. Знаете где? На чердаке одного из виговских домов.
Произошло это прошлой зимой, в феврале, а может, и в марте. Я тогда искал ведерный самовар, и кто-то посоветовал обратиться к старому охотнику Василию Кузнецову, который в одиночестве зимует в Вигове. Кузнецов сразу заломил цену (не то услышав мой акцент, не то наслушавшись сплетен о моем богатстве) и, когда я уж хотел было отказаться, предложил в придачу волчий капкан и рассказал про крест.
Крест лежал на чердаке среди всякой рухляди, замотанный в старое тряпье. Вынесли его на дневной свет…
— Боже мой!
Фигура Христа в человеческий рост, местами только облупилась краска и просвечивает известковый грунт.
— Давно он здесь?
Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — записи «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, интервью и эссе образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.Север для Вилька — «территория проникновения»: здесь возникают время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — «под мерцающую поверхность сиюминутных событий», увидеть красоту и связанность всех со всеми.Преодолению барьера чужести посвящена новая книга писателя.
В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.
Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.
Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — замечания «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, рефлексии и комментарии, интервью, письма и эссе — свободно и в то же время внутренне связанно образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.
Сезар не знает, зачем ему жить. Любимая женщина умерла, и мир без нее потерял для него всякий смысл. Своему маленькому сыну он не может передать ничего, кроме своей тоски, и потому мальчику будет лучше без него… Сезар сдался, капитулировал, признал, что ему больше нет места среди живых. И в тот самый миг, когда он готов уйти навсегда, в дверь его квартиры постучали. На пороге — молодая женщина, прекрасная и таинственная. Соседка, которую Сезар никогда не видел. У нее греческий акцент, она превосходно образована, и она умеет слушать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!