Дом на волне… - [29]

Капитан. А мины свои куда прицепишь? Показывает жестом на известное место. Не оторвет причиндалы?

Гром. У меня противовес есть, управляемый, между прочим. Про мину в себе — это ты сам помни. Друг он без слов поймет, ни о чем не спросит. Женщина — по глазам примет, поцелуем простит. С чужаками я теперь осторожничаю — не толерантен стал. Раньше в иностранном порту за три квартала земляка разглядишь и рад ему — свой ведь. А теперь рядом стоит иной, а на тебя не реагирует, боится. Кто я ему? А вдруг попрошу чего? Все мы теперь стали окрас принимать разный. Как загар в тропиках. Свой — не свой. Вся наука моя проста, как промысловая сеть — место свое мне найти надо. Как тому Архимеду, которому точку правильную укажи — он и шар земной рычагом сдвинет. Физика души. Наше место — на промысле. Семью кормить. Тогда и страна выживет. А то, что я в клетку попал — не беда. Выпутаюсь. Риск — нормальная сторона морской профессии. Я на риск согласен. И в африканском народе я хороших друзей видел, а плохие меня обходили. Среди наших моряков, слава Богу, подлости не встречал. А про власть судить не хочу — все они мне на одно лицо — не загорелое и не морское. Инопланетяне, одним словом — выглядят как знакомые, а порядок слов у них бестолковый, глаза выразительные, как у коровы, а смотрят в сторону, будто сено свое перепрятали. Не моряки. Нет.

Витя. Это точно. Загар не тот.

Капитан. Страну с минным полем не путай. Партия выведет. Не такие задачи решали.

Гром. Ты прости, отец. От слов твоих, вроде, теплится что-то, а рукой потянусь — не греет. С умом развалили Союз наш. По плану. Африканцев — их просто травят: порошками, таблетками, пищевыми добавками. Нас другим извели — модно стало особое мнение. Он тебе: «А можно в вас плюнуть?» — Ты ему: «А я на вас в суд…» — Он: «А можно обгадить?» Ты: «А что скажет представитель по правам человека? — А можно — без совести?.. Можно?.. А пусть нас рассудит Европа?»… А в итоге — и вор улыбается, и убийца осужден — условно. Страна не страна, если нет одобрения Вашингтона. Бог людей создал, а Вашингтон не признал. Кино! Вот и мучаюсь я сомнениями. Где же — правда? Не то была русская вера, что в церкви молилась, а то, что солгать не могла и юродивым верила. Вот и все новости.

Капитан. Ты так не юродствуй. Есть высшая вера!

Гром. Вера — могучая баба и она устала. Половина страны без работы осталась. Чем жить? От Союза никто не отказывался. Кто его развалил? Кто границу в Керчи поставил?

Витя. Какую границу в Керчи? Ты чего брешешь?

Гром. Граница. Таможня. Севастополь теперь чужая земля.

Витя. Не верю!

Капитан. Вы что нам говорите такое? Как язык поворачивается? Севастополь — город русской морской славы! Всегда! Слышите?!

Гром. Эх, ребята. Долго вы здесь сидите, как я понимаю. Дайте поспать глоток. Отойду слегка — расскажу вам, что в мире делается. Я хоть и из ямы, но, видно, свежее вас к новостям буду.

Витя. Погоди, брат. Ты только скажи правду. Крым наш? Кто в Крыму-то?

Гром. Душой, думаю, наш. Лицами — наш. Улицами. И словами русскими плачет. Помнишь названия крымские, когда по дороге едешь. Сирень, Благодатное, Чистенькое, Счастливое… А в Керчи теперь по ночам бомжи, как крысы от света, из мусорных ящиков выпрыгивают.

Капитан. Какие бомжи? Кошки?

Витя. Мутанты Чернобыля?

Гром. Люди такие. Ветераны труда и моря, бывшие защитники города-героя. Бомж — бывший Отечества моего житель. И мы — бывшие.

Капитан. Врешь ты все. Не может этого быть. Витя, не слушайте его! Он просто болтун подкупленный. За что продался?.. Не может такого быть… Что такого наговорили? Нельзя так словами по сердцу резать. Больно!

Ответа не последовало. Умолкли. Каждый думал о своем. Прошли долгие минуты осознания новостей. Капитан, уронив голову на затылок, замер с открытым ртом. Руки его лежали на палубе ладонями вверх. Глаза были закрыты. Двое продолжали разговор полушепотом.

Витя. Ногам полегчало?

Гром. Спасен! Должник твой теперь.

Витя. Прими как подарок. Не глядя.

Гром. Спасибо, друг.

Витя. Ты на капитана не серчай. Трудно ему это все пережить. Видишь, опять вырубился.

Гром. Что с ним?

Витя. Нервы. С того дня, как пришла на борт радиограмма «Флаг советский спустить, серп с молотом с трубы срезать!», так и началось. Сначала просто вырубаться стал, минуты на две-три. Потом слух стал терять. Были дни, когда совсем не слышал. Но док на борту толковый был, стал его по вьетнамской методике возвращать. Помогло.

Гром. А сейчас?

Витя. Ослеп. Совсем ослеп. Хотя, иногда, говорит: «Вижу контуры гор… или облаков… или кусочки солнца, как на волне, качаются». Когда приехал на борт представитель компании, наш, из московского банка, и сказал, что суда наши вместе с экипажами передаются в международный холдинг, возгордились мы — слова ведь какие — «компания», «контракт», «акции», «рынок», «холдинг». На слова эти нас и купили. Точнее, за слова эти мы, можно сказать, сами Родину продали. Не знаю, как это ты про мину в каждом из нас продумал, а я согласился — много слов появилось таких, которые без минера прошептать опасно стало. Задурили народ словами и взяли страну без боя. Когда огляделись — поздно — документов нет — паспорта наши где-то в холдинге… А где этот холдинг? С чем его едят? И какая и где наша Родина?