Дом на волне… - [28]

Новенький в соседней клетке застонал и заворочался.

Витя. Земеля! Очнулся, земеля?

Капитан. Не буди его, Витя. Видишь, помяли парня.

Витя. Погодите, капитан. Хватит ему слабеть. Морской разговор и геморрой лечит. И нам со свежим человеком поговорить не терпится. Может он мне земляк. Я его за русский мат целовать сегодня рад. Сосед, очнись! Земеля!

Гром. Где я?

Витя. Там же, где и мы — африканский берег, русская тюрьма, каюта отдельная, с видом на море, белая луна и вентиляция морским бризом — все натуральное.

Гром. Опять тюрьма.

Витя. Был здесь разве? Что-то тебя не помню.

Гром. Нет. Я на берегу сидел. В яме. Почти год.

Витя. Бежал?

Гром. Два раза.

Витя. Что же ты так неудачно?

Гром. Меня бить учили. Убегать — не учили.

Витя. Посмотрите, капитан, на этого лентяя. Ему, видите ли, бегать западло. Гордый. Да я — на Родину на коленях ползти буду. И тебя, лентяя, заставлю. Понял? Оплачено.

Гром. А зачем шумишь? Бегать и шуметь — не совместимо. И не оплачено, как ты намекаешь, деньгами. А оплакано. Слезами. Мамой твоей. Женой. Дождиком с родины. Так вот, земляк. Арифметика дальних плаваний.

Витя. А моими терзаниями — не оплачена? Или все мои боли не в счет?

Гром. Мы с тобой мужики, дорогой. Моряки. Нам эти боли и риски — профессия. Мы так устроены — чем хуже ситуация, тем больше закипает злость, и крылышки прорастают, назло и наперекор. Свои силы — не счесть. А себя жалеть, как деньги считать — мелко. Ты учись беречь силы близких. Это им трудно. Они — о крылышках твоих и запасе души — не знают. Только волнуются о тебе, как море брызгами, и руки у них опускаются от бессилья, что не могут помочь тебе. Понял? Самое трудное мужику — рассчитывать силы близких. Это труднее, чем кулаками на ринге.

Капитан. Быстро вы оклемались, однако. Молодой. Силы есть, значит. Вас как зовут?

Гром. И Герой, и Геной, и Гошей… А фамилия моя Гром. И в школе, и на флоте. А дома — жена с дочкой. Гром, миленький… Всем все ясно. Во мне раньше почти сто кило было. И слов лишних не требовалось.

Витя. Сто кило? Ослаб. Теперь в тебе и половины не будет.

Гром. Будет. Я живучий. Домой вернусь. Отопьюсь и отъемся.

Витя. Отопьюсь? Мечтатель.

Гром. Мечтатель.

Капитан. Мечта — это хорошо.

Гром. Хорошо-то хорошо, только тесно тут. Ноги затекли… Сосед! Ты, судя по всему, старожил здесь? Как в этом южном отеле номерок попросторнее снять? А то ноги затекли, сил нет.

Витя. Это просто. Делай как я. (Просовывает ноги сквозь деревянные жерди.) Хорошо, что похудел. Оценил?

Гром. А это не будет попыткой к побегу?

Витя. Нас не бьют. Мы — рабы тралового флота. Придут траулеры и нас разберут, как запчасти, взамен выбывших. Судов наших много. Народа — еще больше требуется. На рабочих палубах не пропадем — траловые палубы деревянные, родным лесом пахнут. Помнишь, песня была. «Пахнет палуба клевером, хорошо, как в лесу…»

Гром. «И бумажка приклеена у тебя на носу…»

Витя. Земляк!.. А беды две — от жары не сдохнуть и комара не прикормить бы.

Гром. Малярийный комар бледнолицых любит.

Витя. Ага. Как и африканская женщина.

Гром. Это отдельная тема.

Витя. Согласен, земляк! На потом — оставим. А грабли свои по моей команде успевай всосать, чтобы не потерять. Понял? Есть тут один — глаза шпрингом — безбашенный, бестия. С детства в пиратов играет. Бывший наш.

Гром. Так мы все теперь бывшие.

Капитан. Какие мы бывшие?

Гром. Так Союза ведь нет больше. Кто мы теперь?

Капитан. Как это — Союза нет?!

Гром. Так. Демократы-лидеры власть делить стали. Власть делили и страну развалили. Партийцы-радетели. Одним словом — предатели.

Капитан. Ты на партию не клевещи. Партия — это не два секретаря на селе. Советская власть на века поставлена. Советскими были — советскими и остались.

Витя. Русские мы. Россия не бросит. И Миша африканский теперь с нами.

Гром. Какой такой Миша?

Витя. Миша — вождь своего народа. Проводник поезда «Москва-Воркута». Муж восьми счастливых жен. Советчик от слова советский.

Гром. У России теперь столько советчиков — от Брюсселя до Вашингтона. Каждый свою долю выкраивает. А нашего брата-рыбака по всем океанам — тысячи. И все мы, как мины замедленного действия — ограничителя нет, с тормоза сняты, в любой момент взорваться можем.

Витя. Это какая такая мина? Я — мина, объясни?!

Гром. Такая. Страну потеряли, религию не знали, дома наши — настежь, родные — по миру. Вся душа твоя разорваться хочет! Мины! И те, кто здесь. И те, которые там остались. Ты ведь тихо умереть — не согласен?! Ты правду свою — наружу выплеснуть рвешься! А только слова забыл, которые все рванут и успокоят тебя. Нет таких слов, нет такого успокоения. Потому что не осталось в нас веры. Кого чем поманят, кого с кем обманут, кого жизни лишат — не на небе решат. Сами себе мы дорожку выберем — кому какой курс…

Капитан. У всех курс один — на Родину!

Витя. Домой, ясный перец.

Гром. Дома нам делать нечего. С пустыми руками мы там не нужны. Мы — добытчики. Дома для нас только два праздника — когда из рейса с деньгами пришел — неделя праздник, когда в рейс уходить — самый счастливый день.

Витя. А как же «беречь силы близких»? Сам говорил?

Гром. Об этом говорить вслух не надо. Между нами понятно. Первые тосты за столом. За дом! Пусть им сладко икнется. За друзей! За любовь! Уходишь — радость с лица убери. Уважай хозяйку. А в каюте с друзьями сядешь, тогда и расправь улыбку. За море! За пароход-кормилец! За машину, чтоб не подвела! За любовь! Потому как мы все — мужики.