Дом на углу - [9]
Вскоре о комплименте узнает весь микрорайон и принимается живо его обсуждать. Никто, кроме Жоржеты, не воспринимает его буквальный смысл всерьез, но все концентрируются на скрытом семиотическом пласте. Ибо из комплимента прораба явствуют, по меньшей мере, две вещи:
а) Прораб и будущий хозяин — не одно и то же лицо.
б) У нового дома будет хозяин, следовательно, дом — частный.
Придя к этим выводам, жители удовлетворенно кивают головами. Счастье Жоржеты достигает накала эйфории: мало того, что она удостоилась внимания прораба — лица блистательного и наделенного исключительными полномочиями, полученный Жоржетой комплимент вызвал интерес окружающих и оказался источником стратегической информации!
Глава XI.
Chapter 11
Несмотря на плачевное состояние экономики, данная глава (известная также под названием Chapter 11), к счастью, не имеет к нашим героям — ни к жителям микрорайона, ни, тем более, владельцам строящегося дома — никакого отношения. Даже Жоржет и та — на полной самоокупаемости.
А посему мы пропускаем ее.
Глава XII.
Частная резиденция
Тягуче — густым киселем — течет время на углу Тополиной и Коринфской. Или же так: скупо и неохотно — занудными каплями крана с износившейся прокладкой. На вскидку — ничего тут не происходит и произойти не может, поскольку заведенный прядок незримо сопротивляется новшествам и, уж тем паче, нововведениям, разбивающимся об него, как волны о скалу. Кажется: велика и всесильна волна, но вот напоролась на камень и сникла.
Миссис Джонс стрижет мужчин, чья длина волос начинает причинять им неудобства практического порядка, и женщин, чья самооценка зависит от регулярных изменений облика и окраски шевелюры. Мистер Джонс скручивает самокрутки и учится плевать умозрительно — искусство, в котором он уже достиг значительного прогресса. Умозрительные плевки хороши уже тем, что — вне зависимости от цели и траектории — не подпадают под уголовную статью «хулиганство». Пастор Уайт-младший читает проповеди, в которых тщательно избегает Сциллы мирской суетности и Харибды религиозного фанатизма (дабы не искушать прихожан непосильным). Миссис Хендрикс бдительно следит за порядком. Жоржета ублажает тех, кто готов заплатить за это скромную сумму, превращающуюся после непродолжительной торговли в смехотворную.
Но чему суждено случиться все-таки находит узкую лазейку в монолитности повседневности. Так что потом ума не приложишь: как же это все-таки произошло? И, главное, когда?
Вот и стройка на углу исподволь превратилась в дом. Да, какой! Не дом — игрушка. Таких в микрорайоне и не припомнят. Разве что пастор Уайт рассказывал, что когда гостил у тети в пригороде под Вашингтоном, видел похожий проездом. У дома огромные — до пола — окна. Да и сам он в три раза больше домов вокруг. Крыша на нем черепичная — шея затекает от неправдоподобности. А штукатурка и вовсе какая-то особенная, причем, не только на вид. Миссис Хендрикс, проходя мимо, трогала ее пальцем. И хоть рука миссис Хендрикс, как обычно, была в перчатке — сколько развелось повсюду микробов! — миссис Хендрикс почувствовала: и на ощупь штукатурка та — да не та. Даже мелового следа на перчатке не оставила. Миссис Хендрикс жаждет постичь секрет штукатурки. Как знать, может, не за горой тот день, когда и у нее будет такая, только, разумеется, другого оттенка.
Насколько все-таки недальновиден человек! Как все радовались, что дом — частная резиденция. А тут приуныли: ну, хорошо, частная-то, конечно, частная, да чья именно? И как в ней станут жить? Нет, уж лучше бы дом был казенным. По крайней мере, повесили бы на нем вывеску, и сразу бы стало понятно, что и зачем. А даже если без вывески, кого этим обманешь: сверхсекретное учреждение государственного значения, к простым людям отношения не имеющее. А что делать теперь?
Ровно неделю дом пустует, словно надсмехается над любопытством местных жителей: мол, хотите знать подробности? Ну, уж, нет: придется потерпеть! Может, дом и игрушка, но какая-то не детская… Уж, слишком серьезно и высокомерно смотрится он на фоне соседних домишек. Ох, уж этот сравнительный подход к познанию действительности. Казалось, жили местные лучше других: ведь в паре кварталов от Тополиной и Коринфской и вовсе хибары — смотреть противно, если бы не чувство глубокого морального удовлетворения: все-таки достигли в жизни такого, что не каждому дано. И вдруг выстроил некто дворец и поставил всю местную архитектуру — а с ней и мироощущение — с ног на голову. И зачем, спрашивается, нормальному человеку жить в таком огромном доме? Ведь в нем самого себя потеряешь!
— А что если большая семья? — становится на защиту еще не идентифицированных соседей миссис Джонс.
— Большие семьи в таких домах не живут, — резонно возражает ей муж. — Разве ты не замечала: чем больше семья, тем меньше жилплощади на душу?
Миссис Джонс копается в личном прошлом на предмет примеров. И действительно, мистер Джонс, как всегда, прав. Чрезмерная плодовитость то ли ведет к бедности, то ли неизменно сопутствует ей.
— Я не удивлюсь, — недоброжелательно (но не без уважения) добавляет мистер Джонс, — если по бокам крыльца вскоре поставят двух крылатых львов…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.