Дом на хвосте паровоза - [76]
Илл. 1
Гриндельвальд
Заглянем-ка в Швейцарию, в эту дивную горную страну где по отвесным, как стены, скалам растут темные сосновые леса. Взберемся на ослепительные снежные склоны, опять спустимся в зеленые равнины, по которым торопливо протекают шумные речки и ручьи, словно боясь опоздать слиться с морем и исчезнуть.
Когда Андерсен в 1861 году писал о «массе иностранцев со всего света», он, конечно, и представить себе не мог, до чего все это дойдет. Теперь, когда к живописи и литературе присоединились фотография и кинематограф, а к железным дорогам – автомобили и авиация, мечта об Альпах стала куда более осязаемой и доступной практически всем и отовсюду. Окрестности Гриндельвальда неоднократно позировали Голливуду, да и не только ему. Хозяйка одного отеля в Майрингене (Meiringen), например, рассказывала мне историю о том, как к ним занесло съемочную группу из Индии: уж больно местный пейзаж подходил для идиллической сцены свадьбы главных героев после победы над злодеями. Фильм вскоре вышел на широкие индийские экраны и произвел в местном прокате настоящий фурор. «И где, как ты думаешь, все тамошние молодожены теперь проводят медовый месяц?!» – почти кричала хозяйка в конце истории, стуча кулаком по столу. Да, Гриндельвальд – тот самый случай, когда рай для визуала в туристический сезон становится настоящим адом для социофоба. Не говорите потом, что я не предупреждал.
Все путешественники, прибывающие в Гриндельвальд, делают это одним из трех способов (если они, конечно, не альпинисты): либо из Интерлакена (Interlaken) по долине реки Лючине (Lütschental) (это наиболее простой и массовый путь – там есть и автомобильная дорога, и железная), либо из Майрингена через перевал Гроссе Шайдегг (Grosse Scheidegg) (на автобусе или пешком), либо из Лаутербруннена (Lauterbrunnen) через перевал Кляйне Шайдегг (Kleine Scheidegg) (по горной железной дороге). На момент визита Андерсена железных дорог в той местности не было никаких, поэтому в «Деве льдов» упоминаются только первые два способа: те, кто «переходит высокие, покрытые снегом горы»,>Илл.>2 очевидно, идут пешком из Майрингена, а те, кто «является снизу, из глубоких долин», приезжают из Интерлакена. Сам Андерсен ехал через Интерлакен, этим же путем впоследствии ходил его герой, и им же до сих пор пользуется большинство людей. В этом варианте, кстати, несмотря на заезженность, тоже есть своя изюминка, особенно если добираться поездом. Дело в том, что из окон поезда можно смотреть только по сторонам, поэтому самого впечатляющего пейзажа не видно – он расположен впереди. А потом ты выходишь на перрон и буквально упираешься лбом в склон Эйгера. Без преувеличений – рот раскрывается сам.
Илл. 2
Вид на Веттерхорн со стороны Гриндельвальда
…В летнее время сюда наезжает масса иностранцев со всех концов света. Они переходят высокие, покрытые снегом горы, или являются снизу из глубоких долин, и тогда им приходится взбираться ввысь в продолжение нескольких часов.
Но самый правильный, на мой взгляд, способ попасть в Гриндельвальд – это все-таки через Майринген, то есть повторив путь дедушки главного героя. Андерсен опускает этот эпизод, но мельком оговаривается, что дед Руди по материнской линии, живший в Гриндельвальде, был родом из Майрингена, а самый короткий путь между этими двумя городами – через перевал Гроссе Шайдегг. Сейчас там проложена маркированная туристическая тропа, параллельно которой идет асфальтовая дорога; по ней ходят рейсовые автобусы, так что можно выбирать, какую часть маршрута пройти по-взрослому, а где сачкануть. Общая протяженность пути – примерно двадцать пять километров, то есть вроде бы в пределах дневного перехода, но есть один подвох: Майринген расположен на высоте примерно шестисот метров над уровнем моря, а высота перевала Гроссе Шайдегг – около двух тысяч, так что в первых пятнадцати километрах кроется почти полуторакилометровый подъем. Местные туристические ассоциации оценивают сложность маршрута как «выше среднего» и отводят на его прохождение около девяти часов, но поскольку дедушка – персонаж второстепенный, а первая половина пути нужна только для того, чтобы увидеть вторую, напрашивается небольшая оптимизация, совмещающая приятное с полезным.
Дело в том, что по удачному совпадению близ Майрингена находится еще и знаменитый Рейхенбахский водопад (Reichenbachfälle), в котором добрый сэр Артур Конан Дойл через тридцать с лишним лет после написания Андерсеном «Девы льдов» решил утилизировать своего поднадоевшего героя. Затея, как мы знаем, не удалась, но осадочек остался, так что, отправляясь в Швейцарию, не грех заодно прочитать и «Последнее дело Холмса», благо маршруты героев Дойла и Андерсена во многом совпадают (Дойл тоже вел себя как форменный турист). К водопаду ходит фуникулер; его открывают 4 мая, в день ежегодного Фестиваля Шерлока Холмса[80], так что не вздумайте приехать раньше – и аттракцион пропустите, и до водопада придется карабкаться на своих двоих. Впрочем, приезжать раньше вторых майских праздников и сама Дева льдов не посоветует: снег на перевале Гроссе Шайдегг может лежать до июня, а мокрая лавина – это точно не то, о чем мечтаешь в самом начале сказочного пути. Поэтому перед поездкой обязательно проверьте состояние перевалов – открыт ли Гроссе Шайдегг, и работает ли там одноименная гостиница. Если да, то можно смело ехать, не рискуя упереться где-нибудь на полутора тысячах в табличку с черепом и костями и надписью: «Лавинное предупреждение». Обычно на момент открытия перевала на дворе уже далеко не май месяц, поэтому фуникулер до Рейхенбахского водопада работает вовсю. Поднимитесь на нем до водопада, найдите тот самый уступ (он помечен на склоне белой звездочкой), ужаснитесь литературному вымыслу (как можно выжить, упав в каменную мясорубку со ста двадцати метров?), а после этого догуляйте до Цвирги (Zwirgi) и сядьте там на автобус № 210
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».