Дом на хвосте паровоза - [78]
Ну а пока наши герои шагают вниз по течению Роны в сторону Брига, давайте-ка вернемся чуть назад и вспомним еще одно путешествие маленького Руди. Андерсен, как это часто бывает, упоминает его только вскользь, и совершенно напрасно – там впечатлений тоже на целую главу.
Лаутербруннен
Рассказать обо всем на свете, конечно, тяжело даже такому титану, как Андерсен, – но не втиснуть в «Деву льдов» Штауббахский водопад (Staubbachfälle) было просто нельзя. Оказавшись в Швейцарии, поначалу к каждому встречному водопаду относишься с трепетом, но это быстро проходит: к концу первого дня просто устаешь считать – в одной только долине Лаутербруннен (Lauterbrunnental, дословно – «долина светлых источников») их семьдесят два. Однако Штауббах действительно особенный. Сохранилось множество его портретов, современных Андерсену, включая работы вышеупомянутого Каспара Вольфа, а также Александра Калама, Отто Фарни, Фердинанда Зоммера и кого только не.
Там и вправду есть на что посмотреть, так что Андерсен неспроста отправил к нему маленького Руди. Событий в «Деве льдов», правда, и без того хватало, поэтому пришлось отвести Штауббаху всего лишь эпизодическую декоративную роль – но он и с ней отлично справился: талант есть талант.
Малыш Руди ходил из Гриндельвальда к Штауббахскому водопаду пешком – то есть на запад по долине Лючине, а затем на юг по долине Лаутербруннен, всего около пятнадцати километров. Так можно сделать и сейчас, но у этого способа есть два недостатка: во-первых, долина Лючине – слишком тривиальное зрелище, чтобы шагать по ней десять километров, а во-вторых, входить и выходить из долины Лаутербруннен придется одним и тем же путем, а это скучно. У Руди и его автора, правда, не было выбора, но теперь он есть и совершенно очевиден: из Гриндельвальда в Лаутербруннен через перевал Кляйне Шайдегг проходит живописнейшая горная железная дорога – Венгернальпбан (Wengernalpbahn). Она открылась через какие-то тридцать лет после написания «Девы льдов», когда Андерсена уже не было в живых. А жаль: беру на себя смелость утверждать, что, учитывая благоговение маэстро перед чудесами научно-технического прогресса вообще и железными дорогами в частности, он бы влюбился в нее бесповоротно.
Дело в том, что швейцарские горные железные дороги – это мир, в котором инженерия где-то граничит со стимпанком, а кое-где и с волшебством. Например, чтобы преодолеть крутые склоны, горные локомотивы в буквальном смысле ездят на шестеренках: на участках, где уклон превышает допустимый предел, к двум рельсам добавляется третий, похожий на пилу, а локомотив выпускает дополнительное зубчатое «пятое колесо» и спокойно карабкается себе дальше по склону на реечной передаче. Добавляет шарма и вздорный характер Девы льдов, зная который современной технике здесь предпочитают проверенную годами[82]. На практике это выражается в том, что по Венгернальпской ветке до сих пор ходят старые добрые маленькие вагончики с круглыми фарами на лампах накаливания, никелированными номерными табличками и отделанными деревом салонами. В сочетании с гудящими шестеренками и альпийскими пейзажами за окном все это создает очень близкое подобие эстетики мультфильмов Хаяо Миядзаки.
Венгернальпбан состоит из двух сегментов, сходящихся на перевале Кляйне Шайдегг – там нужно делать обязательную пересадку. Скорее всего, это продиктовано соображениями безопасности, исходя из которых локомотив должен всегда находиться в «нижней» части состава. Однако ожидание стыковки с видом на заснеженные Альпы имеет серьезный побочный эффект: чем дольше ждешь, тем сильнее риск поддаться искушению взглянуть на Бернское нагорье глазами Руди, не тратя время на школу альпинизма. Дело в том, что оттуда же, с перевала Кляйне Шайдегг, отходит еще одна горная железнодорожная ветка – Юнгфраубан (Jungfraubahn). Ведет она, как можно догадаться из названия, на Юнгфрауйох (Jungfraujoch) – самую высокую железнодорожную станцию в Европе, с которой открывается потрясающий вид на окрестные вершины и упомянутый Алечский ледник. Билет стоит кучу денег, но это не тот случай, когда имеет смысл крохоборствовать: цена впечатлению вполне пропорциональна.
Венгернальпская же ветка после перевала Кляйне Шайдегг опоясывает склон горы Тшугген (Tchuggen) и постепенно спускается в долину Лаутербруннен. Один из лучших видов на долину, к слову, открывается в районе Венгена (Wengen), так что имеет смысл выкроить время между поездами, чтобы прогуляться – скажем, от Венгена до Венгвальда (Wengwald), это чуть меньше километра. Штауббахский водопад видно уже оттуда, но издали он не производит должного впечатления: подумаешь, еще одна «серебряная лента». Ситуация в корне меняется, когда выходишь из поезда в Лаутербруннене, – однако здесь надо помнить, что находишься в царстве стихии, так что важен не столько удачный ракурс, сколько правильно выбранный момент. Поговорка «приехать не в то время – это все равно что приехать не в то место» в Лаутербруннене работает с поистине швейцарской точностью: Штауббах сухим летом и Штауббах во время сезонного таяния ледников или после обильного дождя – это два совершенно разных водопада. Очевидно, что траектория падения водяной струи зависит от ее напора. Поскольку скала, с которой низвергается Штауббахский водопад, не совсем отвесная, то при маленьком напоре струя просто не долетает до земли, разбиваясь о склон примерно на половине его высоты
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».