Дом на берегу - [73]

Шрифт
Интервал

Неожиданно я стал замечать, что звери и птицы любят в лесу вовсе не глушь, а маленькие открытые уголки. Просеки, поляны, перекрестки. Речки, ручьи, родники. В общем, те же места, что и люди. Более того, мне начало казаться, что звери и птицы обладают эстетическим чувством и не хуже, а, может, лучше нашего чувствуют красоту леса.

В тот раз я обошел всю окрестность, но того, что искал, не нашел. Стоял конец апреля. Было тепло, пасмурно, тихо. Все — лучше не бывает для тяги вальдшнепа. Но вальдшнеп нигде не летел.

Тогда я вышел на знакомую поляну и сел просто так. Не знаю почему — мне нравилось это место. Оно было ухоженным, аккуратным, уютным. Хозяин, приезжавший на покос, сделал тут скамью и стол. Пахло сеном, деревней, жильем. Рядом со стогом было тепло, как у печки.

Кончался день. За лесом, на западе, менялись краски. Поляна стала красной, сиреневой, синей. Кругом была тишина.

У стога, на перекрестке, сходилось несколько просек. В глубине узких коридоров белел смутный свет. На просеках слышались шорохи. Казалось, кто-то из лесу шел и приближался к этой поляне.

«Хор, хор, хор…»

Я поднял голову. В высоте, разогнавшись над длинной прямой просекой, вылетел, прошумел крыльями, прочертил небо вальдшнеп.

Без ружья, без сапог, сунув руки в карманы, я стоял на траве и смотрел ему вслед. Вся жизнь, душа, поэзия весеннего леса была в этом лёте — любовной вечерней стремительной тяге вальдшнепа.

Тянул ли он здесь? Просто ли пролетал мимо?

Немного спустя над другой просекой снова раздалось хорканье. Мгновение стояла тишина. Я чувствовал сердцебиение, ожидание, нетерпение. Вот он: над березами, свистя, волнуясь и догоняя первого, мчался второй вальдшнеп.

Весь вечер, до темноты, по просекам шла тяга. Птицы словно в экстазе, летели и летели со всех четырех сторон.

Все это было на сенокосной, светлой и веселой поляне. На самой красивой поляне, какую я видел в своей жизни.

ГОРА В ЛЕСНОЙ ГЛУШИ

Странное чувство: каждый раз, когда я смотрю на карту Валдайской возвышенности, мной овладевает непреодолимое волнение.

Вот речка Логовежь. В начале лета, чуть потеплеет, мы брали удочки, ехали до деревни Марьино и по грязи, с тяжелыми рюкзаками, пробирались на один омут. Какой это был омут! В его тихом, темном зеркале, среди ивовой чащи, жила неразгаданная тайна. Мы купались в ледяной воде с пиявками. Ходили босиком по колючей зеленой траве. Часами смотрели на неподвижные поплавки в омуте. Пахло черемухой. На макушках деревьев качались дрозды. В глубине, под корягами, ходили налимы. Мы ставили донки, и по ночам, в темноте, от клева налимов над омутом долго звенели колокольчики.

Вот Большая Коша. Где-то в начале этой реки, на берегу болота Лыткинский Мох, есть остров глухого елового леса. Весной, по сугробам снега и потокам воды, мы приходили сюда на глухариные тока. В сумерках, под вечер, выбирали ровное место на льду. Таскали жерди и делали постель в два наката. Натягивали брезент от ветра, разжигали костер и на морозе, на жердях, под шум леса сладко укладывались спать. Среди ночи, задолго до рассвета, надо было вставать, по ледяной корке идти на ток и по часу, по два, не шевелясь стоять под какой-нибудь елкой. Было зябко, на морозе в резиновых сапогах коченели ноги, но азарт пересиливая все. Мы замирали, закрывали от напряжения глаза и слушали, слушали, пока наверху, в темноте, неизвестно где не раздавался первый, волнующий, чуть различимый щелчок. Начинали токовать глухари…

Вот речка Мшена. Малозаметный ручей, тихо плывущий среди холмов, по низинам, мимо деревень Щучье, Веретье, Мошенка. Как сейчас, вижу эти зеленые, покрытые лесом холмы в прекрасном сосновом бору. Тихий сентябрьский день. Длинные лучи солнца меж деревьев. Кусты вереска. Часто, обойдя все холмы, я выходил на лесную дорогу. Зачем меня и других грибников всегда тянуло в глубь леса? Белые грибы росли на самом виду. Вдоль дороги под маленькими елками стояли боровики. Надо было раздвинуть мох, взять гриб за широкую, как груша, ножку и аккуратно обрезать со всех сторон. Так, возвращаясь по дороге, мы и набирали корзины грибов.

Реки, озера, леса, холмы, дороги, тропинки… Сколько счастливых дней прожито в этих местах! Сколько знакомых, дорогих лиц встает в памяти при взгляде на название каждого города, каждой деревни!

Но есть место, на которое я смотрю с особым волнением. Между деревнями Сидорково, Стан, Есеновичи в прозрачном березовом лесу стоит Юрья гора — высшая точка Валдайской возвышенности. О том, как я ходил на эту гору, мне и хочется здесь рассказать.

Вообще говоря, внешне, за три коротких дня, проведенных в этой глуши, не произошло почти никаких событий. Один день я шел по лесу, тридцать километров от деревни Сидорково до точки, где предполагалась гора. Один день провел на месте. Один день шел обратно по лесу, до той же самой деревни Сидорково. Запомнил же я это хождение на гору благодаря необыкновенному покою, который был тогда у меня в душе.

Впрочем, сначала надо немного рассказать об этой таинственной горе. Дело в том, что все более или менее высокие холмы Валдайской возвышенности имеют какие-нибудь названия. Есть гора Каменник за истоком Волги. Гора Ореховна у северного конца Селигера. Ильи горы в начале Малой Коши. Есть Княжьи горы, Богатыревы горы, Попова гора и многие другие. Как ни странно, нет названия только у самого высокого из всех холмов, в истоках Цны, Поведи, Белой. Может быть, потому, что холм этот не очень выделяется на окружающей местности. Может быть, потому, что рядом поблизости нет никакого жилья, а стало быть, некому было и называть его по имени. На географических картах тут просто стоит точка с цифрой 343 (высота над уровнем моря).


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.