Дом Иова. Пьесы для чтения - [13]

Шрифт
Интервал

). Но при всём при том – посмотри, какое самомнение! Как преисполнен он гордости! Как кичится своим разумом! Далеко, ох, как далеко, посылает он мысли свои, – до подножья Твоего трона долетают они, опускаются до дна бездны! Обо всё на свет судит он без страха, не замечая как шатки его основания, и как беспочвенны его выводы. Однако себя считает он лучшим из всех творений, у самого себя спрашивает он совета, и сам же себя наставляет! (Почти страстно). Копни поглубже любого из них и увидишь, что душа его изъедена неправдой, потому что лишь о себе его помыслы, лишь собой он занят, потакая своим заблуждениям и страстям! (Кричит так неожиданно, что Уза отшатывается). До каких же пор ты будешь терпеть это, Всемогущий! Взгляни – уже не живёт покой под небесами, и мудрость не наполняет землю! Вот уже и солнце устало вставать над нечестивцами и звёзды колеблются и уклоняются от путей своих, пророчествуя о близости часа, когда восстанет на человека все Твоё творение. Тогда море выйдет из берегов, и горы сдвинутся с места, чтобы раздавить его, и земля расступится под его ногами, чтобы изгладилась сама память о нём!.. Отчего же ты медлишь, Всемогущий? Отчего не пройдёшь по земле, уничтожая разъедающую её ржу? (Шёпотом, страстно). Почему оставил Ты творение своё? (На мгновенье замирает, подняв руки и глядя в небо. И сразу же откуда-то доносится и стихает короткий смех). Кто тут? (Оглядываясь). Кто? Кто? Кто?.. (Узе). Ты слышал?


Смех повторяется. Теперь он звучит где-то совсем рядом. Уза прячет тетрадь и озирается по сторонам, готовый к отпору.

В озарившем правый угол сцены красном сиянии, появляется фигура Архистратига Михаила. Рядом с ним – Ангел – секретарь. Небольшая пауза.


(Несколько обескуражен, хмуро). А, это ты… Подслушивать нехорошо, начальник воинств.

Михаил (проходя и осматриваясь): В этом нет надобности. Потому что всё, что ты можешь сказать, давно и хорошо известно. (Останавливаясь возле камня, на котором сидел Иов). К тому же ты так громко кричал, что тебя, наверное, было слышно даже в преисподней. (Любезно). Я бы настоятельно рекомендовал тебе все же быть в следующий раз намного сдержаннее.

Ищущий (криво улыбаясь): От полноты сердца глаголят уста, начальник. (Остановившись по другую сторону камня). Надеюсь, ты здесь не для того, чтобы обучать меня хорошим манерам?

Михаил: Это было бы пустой тратой времени. (Кивая на дом Иова). Его дом?

Ищущий: Он самый…


Михаил бесстрастно разглядывает дом. Пауза.


А ведь я как чувствовал, что ты примчишься сразу, как только узнаешь о моей победе! (Вкрадчиво). Сделай такое одолжение, архистратиг. Соблаговоли поскорее доложить обо мне Всевышнему… Сам видишь – пьеса сыграна!

Михаил (продолжая смотреть на дом, негромко): Если хочешь знать мое мнение, то мне почему-то кажется, что она еще только начинается.

Ищущий: Да, что ты, архистратиг!.. Похоже, у тебя сегодня хорошее настроение? (Смеется). Позвать Всемогущего на суд, потребовать у Него отчёта, – какое там начинается! Говорю тебе – сыграна! (Потирая руки). Иов повержен, и занавес вот-вот должен опуститься. (Посмеиваясь). Мне даже кажется, что я уже слышу его шелест… (Задрав голову, смотрит вверх, словно, в самом деле, ожидая, что оттуда вот-вот появится падающий занавес). Ничего не слышишь?

Михаил: Не хотелось бы тебя огорчать, господин реформатор, но что касается меня, то я слышу шум занавеса, который только что подняли. (Доставая карточную колоду). Впрочем, думай, как хочешь… Не желаешь?

Ищущий: Карты? (Укоризненно). Помилуй, архистратиг….

Михаил: Как знаешь. (Тасует колоду, затем убирает её). Так ты говоришь: позвал на суд? Потребовал отчёта?

Ищущий: В точности всё так, как я предвидел. Стоило беде постучаться в его дверь, как он и думать забыл о своём Благодетеле. (Снисходительно). Впрочем, так поступил бы на его месте любой из этих двуногих. Что еще можно ждать от служащих за награду?

Михаил: Будь справедлив хотя бы немного. Ты преследовал его целый год.

Ищущий: Да хоть бы и всю жизнь, архистратиг!.. Неужели же ты думаешь, что твёрдость праведника измеряется неделями? А стойкость добродетели – днями? Что ты, начальник!.. Не поколеблется праведник в праведности своей и добродетельный не уступит своей добродетели, пусть даже сам Всевышний потребует, чтобы они отступились! (Желчно). Жаль, очень жаль, не часто доводилось мне встретить такую твёрдость среди людей.


Во время этой реплики Михаил делает знак Ангелу и тот сразу же подвигает к нему возникшее из мрака кресло. То же самое немедленно делает и Ищущий. Уза ставит позади него кресло, и он садится почти одновременно с Михаилом. Короткая пауза.


Михаил (задумчиво): Так ты полагаешь, что Всевышний над добродетелью не властен?.. Любопытно.

Ищущий (уклончиво): А как же ты прикажешь властвовать над добродетелью Тому, Кто Сам – добродетель, начальник? Тут надо быть очень осторожным, чтобы не попасть впросак.

Михаил (вновь доставая карточную колоду): А тот, кто служит за награду, по-твоему, далёк от праведности? Я ведь правильно тебя понял?

Ищущий: Невозможно одновременно поклоняться и тому, и другому, архистратиг. Спроси, кого хочешь… (


Еще от автора Константин Маркович Поповский
Лили Марлен. Пьесы для чтения

"Современная отечественная драматургия предстает особой формой «новой искренности», говорением-внутри-себя-и-только-о-себе; любая метафора оборачивается здесь внутрь, но не вовне субъекта. При всех удачах этого направления, оно очень ограничено. Редчайшее исключение на этом фоне – пьесы Константина Поповского, насыщенные интеллектуальной рефлексией, отсылающие к культурной памяти, построенные на парадоксе и притче, связанные с центральными архетипами мирового наследия". Данила Давыдов, литературовед, редактор, литературный критик.


Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.


Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.


Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.


Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.


Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.