Дом аптекаря - [151]

Да!

— Имя… — Рут резко повернулась к китайцу: — Как вы сказали его зовут?

— Скиль. Эрланд Скиль. Что с вами? Знаете, вы такая странная. Мне это все не нравится. Совсем не нравится. Вы же сами видели запись.

Она снова открыла тетрадку и быстро провела пальцем по странице.

— Здесь написано «Э. Скиль». Только одна буква. Вы уверены, что его имя Эрланд?

— Конечно, уверен. Он часто сюда приходит! Хороший клиент. Не то что некоторые. Берет книги и всегда возвращает.

Теперь все стало ясно. Некая невыразимая сила собрала разрозненные осколки и придала им форму.

Она вспомнила медную табличку у двери дома на другой от Лидии стороне канала. Вспомнила имя, упомянутое на заседании комиссии.

Не Эрланд, а Эммерик Скиль.

Эммерик — так звали старика.

Тогда кто же такой Эрланд?

Это она тоже знала.

Теперь Рут могла представить его, вытащить из темного угла памяти. Она видела Эрланда Скиля: стоящим на мосту с сигаретой; сидящим позади нее в церкви; потягивающим пиво в баре. Он всегда был рядом. Его — или такого, как он — она знала всю свою жизнь. Та сюрреалистическая статуя в Вонделпарке — мужчина в темном пальто с поднятым воротником, он приветствует прохожих, приподнимая шляпу.

Но под шляпой ничего нет. Даже головы.

И вот теперь все встало на свои места.

— Ну что?

Рут прислонилась к крыше машины. Скользнула взглядом по затянутому туманом каналу. Отдышалась.

— Все в порядке. Вы мне больше не нужны.

Бьянка удивленно посмотрела на нее:

— Вы делаете большую ошибку.

— Я приду к вам завтра. Обещаю. Спасибо, что подвезли. Смитс из-за машины ругаться не будет?

Бьянка пожала плечами:

— Куда вы пойдете?

— К старушке. Ключ у меня есть.

Бьянка высунула руку и легонько дотронулась до ее плеча.

— Я внесла в память вашего телефона свой номер. Личный номер. Если вдруг понадобится… если что-то будет не так…

Рут улыбнулась:

— Со мной ничего не случится. Не беспокойтесь.

— И все же я беспокоюсь. Ничего не могу с собой поделать. Знаете, у вас сейчас нелегкое время. В такое время у каждого должен быть кто-то… О Боже, как же вы одиноки…

Поднявшись по ступенькам, Рут вставила и повернула ключ.

Дверь открылась.

Значит, на задвижку Лидия ее не закрыла.

Может быть, все же надеялась, что Рут вернется? Может быть, уже жалела о размолвке?

Окна дома напротив, на другой стороне канала, были темны. Свет горел только в полуподвале, просачиваясь через щели ставен.

Рут прислушалась — тихо.

Она приложила ухо к двери спальни.

Тихое, прерывистое посапывание заглушило громкое дребезжание включившегося в кухне холодильника.

В сумрачном холле навстречу ей вышла, вопросительно подняв хвост, Принчипесса. Кошка привычно потерлась о ее ноги, и Рут, опустившись на корточки, погладила животное по спине. Выпрямляясь, она дотронулась до пола.

Ковер был мокрый. Она провела по нему ладонью.

Голова пухла от мыслей. Они кучились, роились, наползали одна на другую, пытаясь вырваться на свободу из тесной цитадели черепа. По пути она разговаривала сама с собой, надеясь избавиться от излишков, ослабить нервное напряжение. Сейчас нестройный хор ссорящихся, перекрикивающих друг друга голосов внезапно смолк.

Откуда взялась сырость?

Да, она и раньше обращала на это внимание, но тогда объясняла все испарениями проникающей из канала влаги. Как ни крути, Амстердам — город сырой. Но как объяснить тот факт, что здесь, в холле, сырость распределялась не равномерно, по всей площади, а как бы клочками?

Она задумчиво наморщила нос.

Еще раз потрогала ковер.

Любопытство все же пересилило.

Рут взяла фонарик, который Лидия держала возле лестницы, включила и, опустившись на четвереньки — джинсы сразу намокли на коленях, — поползла через холл.

Здесь мокрое пятно… и здесь… и там…

Воображение уже рисовало громадного доисторического слизня или болотное чудище, появляющееся в доме в темный час…

Она поежилась.

Мокрые следы вели дальше, по уложенному мраморными плитками коридору, соединявшему переднюю часть дома с задней. На полпути между ними была дверь, выходящая во двор, разделявший два корпуса.

Следы заканчивались у двери.

Рут поднялась и вышла во двор.

В кабинете Сандера, бывшего до недавнего времени, пока необдуманно брошенное слово не подвело черту под устной договоренностью, и ее убежищем, света не было.

Она повернулась и посмотрела на угрюмый каменный лик другой половины.

Темно. Ни огонька.

Рут посветила под ноги.

Туман на всем оставил свои поблескивающие на бетоне следы, но Рут легко обнаружила и другие: более темные, более выраженные — оставленные человеком. Пересекая двор, они вели к низенькой деревянной двери, за которой, вероятно, находились какие-то подземные коммуникации. Она проходила мимо этой двери десятки раз, но никогда не обращала на нее внимания. Что может быть за такой дверью? Ведро да щетка, стул с продавленным сиденьем и какие-нибудь ржавые садовые инструменты.

Но сейчас Рут потянула дверь на себя, открыла, заглянула и вошла. Луч фонарика осветил тесное, затянутое паутиной помещение. Пахло плесенью и чем-то кладбищенским.

Сочащиеся влагой каменные стены, бурые полоски мха в трещинах. Как и ожидалось, кое-какой хлам — швабра, свернутый садовый шланг на металлическом крюке, ржавый кусок водосточного желоба, — но за всем этим, под скошенным под углом в сорок пять градусов потолком, исчезающие в черной дыре ступеньки.