Дом 4, корпус «Б» - [38]

Не осталась равнодушной к собаке и мать Станко, пани Данкова. Ей тоже хотелось выбрать подходящий случай, чтобы похвалиться своим Станко. Ведь так делает любая мамаша — и эти их рассказы, хвалят ли, ругают ли матери своих детей, иной раз такие бывают приторные, такая безвкусица!.. Но здесь — нет! Станко не такой! Она так радуется, что он аккуратно ходит в школу. Ведь иногда родители сами виноваты. Пани Данкова собиралась вести рассказ в таком примерно духе: «Я думаю, что и вы… только не сердитесь! Что и вы чересчур опекаете своего мальчика. Оставьте его! Пусть делает, что ему хочется! Ничего с ним не будет. Вот я — я могу сказать это положа руку на сердце, у меня о нем и заботы нет. Летом мы были на море, теперь у нашего Станко закалка — он не болел ни осенью, ни зимой, ни сейчас… Нужно постучать по дереву, вот уже восьмой месяц идет, будем надеяться, выдержит и дальше. Мой Станко такой, извините за выражение, обжора, лопает за обе щеки дома и еще в школу несет завтрак! А ведь сначала ни за что не хотел. И то ему не нравилось, и это было не по вкусу, булки то ему черствые, то слишком мягкие, то как камень, то как резина, масло уж и не знаю какое, даже гусиная печенка ему не нравилась… Это была, понимаете, реакция, у каждого это бывает по-разному. Сейчас, господи! Два рогалика, даже три, три булки, и все равно с чем — с маслом, гусиной печенкой, паштетом, колбасой — вот если бы можно было достать венгерскую или румынскую салями! А так — что угодно… Больше всего любит булку с телятиной, положить два-три шницеля, только кто их будет, скажите на милость, все время жарить? Вот была бы салями, венгерская, по-моему, лучший сорт — «Херц». Станко у меня такой живой, шустрый — правда, хорошо выглядит и учится хорошо, и все его интересует. И на девочек уже поглядывает. Теперь молодежь, знаете, созревает быстрее, раньше развивается, мы и правда такими не были. В прошлом году, когда он ходил в первый класс, был такой хилый мальчик, размазня; посмотрели бы вы на него сейчас — живчик! Как-то спросили одного мальчика, с удовольствием ли он ходит в школу, и он ответил, да, с удовольствием в школу и из школы, а вот в школе — никакого удовольствия. Это мне часто приходит в голову, когда я вижу, как мой Станко с удовольствием собирается в школу. Но он у меня с удовольствием бывает и в школе, приносит оттуда одни пятерки, пятерку за пятеркой, пятерки прямо сыплются… Я его недавно спросила, что ему больше всего нравится в школе, и он сказал мне, знаете, что он мне сказал? «Мама, — сказал он мне, — собака тоже умеет считать?» Я ответила ему, что он и сам может это знать, ведь почти во всякой цирковой программе есть такие собаки-математики… «Значит, умеют, — сказал он мне, — вот и собака на стройке… Она точно умеет считать — когда мы проходим мимо нее, она всегда считает нас. Из-за этого я и люблю ходить, чтобы видеть ее. Она как контрольные часы — она контролирует нас, когда мы идем с работы и на работу, а то, что в промежутке, — это так. В школе нетрудно. Собака эта — потрясающая, мама!» Он мне про эту собаку уже все уши прожужжал, мне кажется, что я тоже не в первый раз рассказываю вам про нее. Так вот, я бы посоветовала вам, оставьте своего ребенка в покое! Он сам найдет выход из положения, начнет кушать, начнет учиться. Детей надо кормить досыта, об остальном они позаботятся сами. Когда мы росли, мы всего этого не имели, так пусть наши дети насладятся!..» Вот так все обдумала пани Данкова и решила этим рассказом развлечь продавщицу в магазине тканей. У них будет учет, будет много свободного времени, и этой бестолковой, невезучей, замотанной особе — стоит только посмотреть, как она работает! — ей это будет полезно послушать… Ее мальчик дома ничего не ест, в школу завтрак брать не желает, учится кое-как… Ах, люди, люди…

В корпусе 4 «Б», в большом блоке квартир, обычно все было тихо, особых сенсаций немного. Сенсация с вырванным из стены выключателем давно выдохлась, за буднями позабылось и то, как молодому Бадаку торжественно вручали диплом, и то, что он теперь дипломированный философ, и у него, вернее, у его жены, родилась девочка; кончились разговоры и о том, что пани Блажейова хоть и слепая, но, когда захочет, видит не хуже других и что виковская квартира сменила съемщиков, и новый съемщик, какой-то там Гулдан, откуда-то из-под Кошиц, каждое воскресенье ходит вдвоем с сыном Марианом в походы, никого с собой не берут — все это уже приелось; стало обыденным даже то, что пани Блажейова, может быть, все-таки видит, раз она забралась на крышу — подумать только! — смотреть затмение; перестали уже шептать и о том, что старый Мацина — какой-то странный человек, заманивает к себе Файоло, зачем бы это? Ведь он совсем еще мальчик, Файоло-то! Ему что, он пойдет куда хочешь, за рукав тащить не надо. И представьте себе, старый Мико, Мацина и Файоло ходят в котельную к Тадланеку, дуются там в карты, выпивают — все это вытеснила очередная сенсация: в доме был вор! У Данков кто-то украл ценные часы, транзистор и фотоаппарат! Забрался в квартиру, но как? Забрался, когда никого не было, и ничего другого не взял, кроме часов, транзистора и фотоаппарата — их как корова языком слизнула! Это взволновало всех: вор, по-видимому, хорошо знает обстановку в доме, значит, надо быть начеку.