Дом 4, корпус «Б» - [14]
— Ваше здоровье! — сказал он и поднял рюмку. — Угощайтесь!
Стане, возможно, были бы на пользу вот такие гости, она видела бы их глазами мир, ведь многие из знакомых путешествуют по Советскому Союзу, Индии, Китаю, не только по Болгарии или там на Балатоне, в Милоховской долине… Сам он не смеет рассказывать ей про свои поездки, совесть не позволяет, однако как топит этот чертов Тадланек…
— За ваше здоровье! — сказал он еще раз и снова ругнул про себя истопника Тадланека.
— Ваше здоровье!
— Дай вам бог!
Пани Блажейова отпила глоточек, Шебень осушил почти всю рюмку, пятеро гостей слегка пригубили, а женщина в светло-сером легком свитере, Таня Гавелкова, подруга пани Блажейовой, только взволновала губами поверхность вина. Говорят, такова жизнь, подумала она и стала ворошить — как ей казалось — уже высохшие листья воспоминаний: когда же это, собственно, было? Когда Стана была в этой долине? До или после? Как она старается превозмочь себя, как хочет быть такой, какой была! Конечно, после! И сразу увидела себя в больнице над ее кроватью. Она была у нее первая, ей первой удалось туда попасть. «Я съела все тридцать?» — «Чего?» — не поняла она. «Пилюль снотворного…» — «Боже милосердный!» Вернувшись из больницы, Стана слабым голосом рассказывала ей: «Я не могла иначе, я должна была их проглотить — я видела его». — «Кого?» — «Его, мужа, с ней, с Габиной. Я знаю, они встречаются. Я приняла пилюли, я уже засыпала и только держалась за окно — вдруг слышу, со двора зовут — «Мама-а-а!» — это Бела меня звала, тогда я кое-как добралась до молока… молоко… я пила… я у тебя пила, ты вливала его в меня…» Потом пришла Бела, потом больница, и, конечно, уже после этого с ней случилось несчастье там, в Милоховской долине… Да, она приняла почти тридцать пилюль снотворного, но Бела позвала, и это вернуло ее к жизни. Ах, господи, чего только не вытворяют люди? Может быть, это в порядке вещей, и такое ожидает каждого… А когда минует, все снова хорошо, над этим даже можно и посмеяться. Прошло года два или три, Стана теперь вот такая… Но главное, она живет, а ведь два раза чуть не погибла, и все из-за пустяков. Как жизнь устроена — Бела закричала: «Мама-а-а!» — И Стана забыла все — горе, жалость к себе, обиду и мысли о том, что мир пустой, никчемный, что жить нет смысла, забыла о своем желании отомстить мужу, и вот, уже засыпая, она бежит, она уже на пороге смерти, но бежит, сама не зная куда, пьет молоко, вливает его в себя, а все-то из-за того, что застигла мужа в кафе с какой-то Габиной, услышала от людей, что муж с ней встречается, и вот — снотворное, потом Длинный горб, Милоховская долина, покрытый снегом гребень — увечья, травма черепа и слепота.
Звучным, веселым голосом рассказывал Шебень о том, что происходило в Милоховском кооперативе грустного, досадного и смешного во время подготовительных работ к строительству шоссе и канатной дороги, о том, как идут дела в домах отдыха и на новом заводе, где сам он работает проектировщиком.
Блажей наливал, гости не спеша ели и пили. Они уже забыли про вино на Балатоне, про Черное море и болгарские дубленки и слушали Шебеня. (Вместе с самогоном в квартиру Блажея вошел тихий, но крепкий запах елей, Милоховской долины, повеяло ветром с Длинного горба и с гребня над долиной.) Временами кто-то что-то вставлял, поддакивал, отвергал, иногда разговор становился общим, касался всех, даже детей в соседней комнате. Время от времени дети прибегали, получали хлеб с ветчиной, мясом, отпивали из рюмки отца или матери и убегали к телевизору. На экране мелькали картины, звук доносился не только в комнату рядом, но и в кухню, где за столом сидела Бела и читала книгу, полученную как рождественский подарок. Во всей квартире пахло хвоей. Блажея, застывшего над ветчиной и вином, этот запах возвращал в далекое детство, когда они украшали еловыми ветками школу и, укутавшись в вывернутые кверху мехом жаркие бараньи тулупы, разыгрывали сценки про вифлеемских пастухов. Стучали палками по помосту и пели: «Гей, хлопцы, гей, роса холодней, господь благословил нового пастушка». Вечер подходил к концу, мысли гостей мало-помалу переключались на работу, у одних — на Районный национальный комитет, у других — на Братиславское городское управление коммунального хозяйства, Блажей уже вспоминал про свой Строительный трест. Вино тоже кончалось. Блажей уже выставил третью литровую бутылку.
Шебень сидел между Станой, женой Блажея, и ее подругой Таней Гавелковой, которая просто забежала на минутку. Он рассказывал, обращаясь к обеим, позабыв про остальных. Он заметил, что глаза пани Блажейовой остановились и смотрят ему в глаза, хотя как-то не так, как следовало бы. Он предлагал обеим хозяйское вино, чокался с ними и рассказывал:
— Да, чего только не бывает…
В соседней комнате дети щелкали переключателем телевизора, переводя с Братиславы на Вену и с Вены на Братиславу.
«До переселения определенного вида животного в новую среду следует изучить все его свойства», — читала на кухне Бела, и читала впустую. Она ничего не воспринимала: из комнаты ей мешал и телевизор, и дети, и музыка. «Иначе это может привести к значительному экономическому ущербу…» Она смотрела на слова. Они казались ей бессмысленными. Бела не воспринимала и не понимала их. Злилась на ребят. Мама к телевизору абсолютно равнодушна, не смотрит его, не может, отец тоже не любит. Никогда он не смотрит передачи, говорит, ему не интересно. Но… Бела снова уставилась в книгу: «В конце девятнадцатого века, когда в Восточную Африку стали ввозить домашний крупный рогатый скот, началась эпидемия чумы. В результате вымерли не только стада домашнего скота, но и многие миллионы африканских животных: жирафы, антилопы и другие звери, так что богатейшие охотничьи угодья Восточной Африки опустели». А почему отец никогда не смотрит телевизор? Почему не сядет к нему? Даже монтера, если испортится антенна или сам приемник, зовет с опозданием? Кто его знает, но вот почему сейчас эти чокнутые болваны позволяют этим дебилам ломать телевизор?
Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.