Должность - [4]
Особо почему-то волновал новенький – осетин Крамов - роль у него была крошечная, но - ключевая. В самом конце пьесы, перед занавесом, когда на сцене собираются почти все герои, он выскакивает с дуэльным пистолетом и с криком: «Умрите, ироды!» стреляет. Пистолет дает осечку, Крамов бросает его на пол и в исступлении топчет ногой.
Килкин лично репетировал с Крамовым до собственного исступления, а добиться подобного от осетина так и не смог. Но делать было нечего – дело было вечером, накануне премьеры.
Основательно опустошив заповедные запасы, Килкин улегся спать, заткнув уши ватой и надев на голову колпак.
Словно назло мрачным предсказаниям антрепренера Силкина, публики собралось под завязку - похоже, был весь цвет Ж… Кроме того, в зале было много незнакомых молодых людей в черных очках и черных же костюмах-двойках, похожих на секьюрити в ювелирной лавке, но сидящих преимущественно в vip.
-Здесь и г-губернатор,- заикаясь, проговорил Лукьянов, выглянув из-за кулис. Он играл ангела смерти – бомбиста Ширяева, и теперь впервые пожалел, что не остался во второстепенном амплуа.
Шумно дыша, за кулисы ворвался Килкин. Он был красен, и от того еще больше походил на быка.
-Все готовы? Крамов?
Осетин кивнул, посмотрев на директора своими ласкающими глазами и, улыбнувшись, показал дуэльный пистолет, добытый в запасниках Ж…ского краеведческого музея.
-Ну, ни пуха, - проговорил Килкин, чувствуя неприятный привкус во рту.
-К черту, - глухо отозвались актеры.
Прозвенел звонок. Представление началось.
АНГЕЛ СМЕРТИ
Соч. Килкина Е.Е., директора Ж…ского театра,
Лауреата окружного конкурса сценического искусства,
Кавалера ордена четвертой степени «Слеза Аристофана».
Ширяев, бомбист (заслуженный артист Лукьянов).
Нина, девица 18 лет (Шпанк).
Ниправда, врач (Корытников).
Шилина, проститутка (Орлова).
Царь (Чавкадзе)
Старуха, мать Ширяева (Абдонина).
Дворник (Степушкин).
Гноящийся Архисифилис (Крамов).
Кучер, мамзели.
Дворник. Метет сухие листья. Затем Ширяев.
ДВОРНИК (под нос): Эка навалило! Метешь, метешь… Но все же можно как-то вымести. А грязь всю, пакость в душах – как выметать?
ШИРЯЕВ: Эй, борода, где тут госпожа Шилина проживает?
ДВОРНИК: Енто какая-такая госпожа?
ШИРЯЕВ: Да шлюха Шилина, где живет, спрашиваю?
ДВОРНИК: Ах, ета! Так вот жеж прямо - и в парадное…
Разбросанная постель, на ней – полуодетая Шилина. С краю сидит Ширяев – встрепанный, страшный, тоже не совсем одет.
ШИЛИНА (игриво): Ну, как?
ШИРЯЕВ: Что как?
ШИЛИНА: Еще придешь?
ШИРЯЕВ: Приду? Да, наверно, приду… Отчего ж не прийти? Оденься, пожалуйста, мне противно глядеть на тебя.
Проститутка прячет в халат свои телеса.
ШИЛИНА: Чайку, миленочек?
ШИРЯЕВ: Нет, благодарю. И не надо меня миленочком звать!
ШИЛИНА (смеясь): А как мне тебя звать?
ШИРЯЕВ (задумавшись): Ну, зови что ли Кобой!
ШИЛИНА: Ко-ба! Кобочка.… Это от слова «кобель» что ли?
ШИРЯЕВ (гневно): Дура!
Спешно одевается и убегает прочь.
Шилина одна.
ШИЛИНА: И чего взъерепенился? Фи, больной какой – то!
В дверь стучат.
ШИЛИНА: Кто?
Входит дворник.
ДВОРНИК: Я, мать, это…. По полупьяной лавочке…
Кладет на тумбочку смятые деньги.
ШИЛИНА: Надеюсь, пересчитывать не надо?
ДВОРНИК (лезет к ней): Обижаешь!
Шилина хохочет и, протянув руку, выключает свет.
Дворник метет улицу. Подходит Царь.
ЦАРЬ: Эй, голубчик, где здесь мадмуазель Шилина проживает?
ДВОРНИК: Шлюха, что ль?
ЦАРЬ (краснея): Но-но, ты полегче, братец!
ДВОРНИК: Вон парадное!
Царь с Шилиной – расположились на постели почти так же, как недавно с Ширяевым.
ЦАРЬ: Да, мать, ты свое дело знаешь.
ШИЛИНА (закуривая): А то!
ЦАРЬ: Вот что значит опыт. Пожалуй, единственный настоящий профессионал в империи. Были б енералы да адмиралы такими – не просрали б войну.
ШИЛИНА (смеется): Какой ты странный, словно царь.
ЦАРЬ (то же смеясь): Да, словно… Иди ж ко мне, моя дуэнья.
Шилина хохочет и тушит свет.
Ширяев лежит в постели, его мать хлопочет в комнате.
СТАРУХА: Сходил бы ты, что ли, к врачу. Долго ли так мучиться?
ШИРЯЕВ (слабым голосом): Да, пожалуй. Пожалуй, ты права.
СТАРУХА: Хоть и к Ниправде сходи. Даром, что еврей, но, говорят, грамотный.
ШИРЯЕВ: Так то ж деньги надо….
Старуха вздыхает, достает спрятанную в книжке заначку.
СТАРУХА: Вот, возьми.
Ниправда, перед ним с задранной рубахой – Ширяев.
НИПРАВДА: Н-да.… Гм…
ШИРЯЕВ (с ужасом): Что, доктор?
НИПРАВДА: Плохи дела.
ШИРЯЕВ: Да говорите же, не томите.
НИПРАВДА: Позвольте спросить вас, мне, как врачу, не возбраняется: были ли вы, батенька, у блядей?
Теплая Птица живет в каждом из нас. Ее невозможно убить. Ее не убьет даже огненный смерч Апокалипсиса, не убьет эпидемия, не убьет то, что на твоих глазах большинство людей стали ЗВЕРЯМИ. Пока жива хотя бы одна Теплая Птица, у ЧЕЛОВЕКА есть шанс. Потому что Теплая Птица – это желание любить и быть любимым.
1907 год. Викторианская эпоха не так давно завершилась. С момента трагической гибели в бурных водах Рейхенбахского водопада великого сыщика Шерлока Холмса минуло шестнадцать лет. Лондон больше некому защищать, а, между тем, город потрясает серия жестоких убийств. Некто убивает юных девушек и создает из их тел чудовищные инсталляции в виде цветов. Полиция бессильна и помешать изуверу может только один человек. Но что стало с доктором Джоном Ватсоном после безвременной и страшной смерти его дорогого и единственного друга?
Альтернативная Европа, век 18-й. Основатель и руководитель бюро по противодействию мракобесию господин Фредерик Кислинг получает тревожное письмо: «Милые ученые судари! Прошу извенить покорностью своей неблоговидную смелость с которой отважылся я оторвать вас от ученых занятий и благ всяких и пишу вам потому что нет сил терпеть и душа от горя закостенелая. Якоб Рваная Щека пишет вам облевается слезами молит приехать как можно скорее пока кровосос не обескровил всех младенцев Потерянной Супони.
Преследовать человека за его сокровенное желание, лишать его возможности удовлетворить свою страсть, ограничивать его свободу, — бессмысленно и жестоко. Это дискриминация, варварство. Невозможно поверить, что все это происходило относительно недавно. Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, — плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, — Костанжогло вдруг произнес:— Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?
Люди творят апокалипсис своими же руками и лишь усугубляют его, пытаясь что-либо исправить. Этого не знал Андрей Островцев, работник секретного НИИ в Обнинске. Он искал свою судьбу в обычном мире, а нашел ее в постапокалиптических Русских Джунглях, где, помимо зданий, машин, башен, лежит в руинах человек и все прежние понятия перевернуты с ног на голову.Но даже после Дня Гнева у несчастных осколков человечества есть шанс: загадочная Теплая Птица. Андрею необходимо узнать, выжила ли она?18+.
Сергей Леопольдович Антушкин – ничем непримечательный актер провинциального театра, отнюдь не блещущий интеллектом, но прекрасно запоминающий тексты своих ролей. Он проводит свою жизнь в серости и мелких актерских дрязгах, но однажды его жизнь круто меняется.Прямо с премьерного показа пьесы Гоголя «Ревизор» Сергея Леопольдовича похищают неизвестные люди в черном. Актер оказывается в богатом имении неподалеку от столицы, о нем всячески заботятся, холят и лелеют.Но кому понадобился провинциальный актер?Скоро Сергей Леопольдович узнает шокирующую правду.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.