Доля слабых - [38]

Удовлетворившись увиденным, хозяева орды подтащили поближе остальные мешки и, оставив на месте тушку козы, опять удалились с поляны.

* * *

Отсутствовали твари недолго. Когда солнце перевалило зенит, вернулись обратно, теперь приехав на рогачах. Двое спустились с зверей и после недолгого осмотра опять полезли в толпу. На этот раз похватали детей. Вернее подростков, лет по тринадцать. Паренька и девчонку. Тут уж народ не стерпел — полез защищать. Повисли всем скопом, вцепились, уперлись ногами. Кто-то даже отчаянно бросился с кулаками на нелюдей, но после пары увесистых плюх откатился назад. Твари взъярились, замелькали тяжелые лапы. Под градом ударов, люди посыпались в стороны, и отбитые жертвы покинули круг.

Дальнейшую судьбу перепуганных насмерть детей окутала тайна. Пускать их на корм, по крайней мере в ближайшее время, нелюди явно не собирались. Ремнями из кожи ребятам ловко связали сведенные за спину руки и, закинув наверх, усадили меж белых зубцов на спины двух рогачей, позади чернюков. Ноги тоже стянули ремнями, пропустив их под брюхо чудовищам, с явной целью — не дать живому грузу свалиться.

Сделав все, что хотели, нелюди снова убрались с поляны. Спины бедных детей постепенно скрывались вдали, видимо, навсегда покидая свой род. Арил до боли стиснул кулаки — отбить Орлят силы не было. Приходилось терпеть муки совести молча. Но ничего, время еще придет. Должно прийти!

* * *

Лес жил своей жизнью. Привычной, размеренной, мирной. Солнце весело грело, листву колыхал ветерок, по синему небу плыли пушистые белые облака. Утро полнилось свежестью. Пряные цветочные ароматы боролись за первенство с запахом подсыхавшей травы. В воздухе вились стрекозы и белокрылые бабочки, сновали туда и сюда работящие пчелы. Наполняя мир звуком, по округе лилась бесшабашная песня пичуг. Неустанно трещали цикады. Разномастные обитатели светлой дубравы занимались своими делами. Опустив рогатую голову, на полянке щипала траву невеликая ростом косуля. Пробивавшиеся вдоль опушки молодые побеги торопливо грызли робкие зайцы, с опаской поглядывая по сторонам. С ветки на ветку, стрекоча о своем, перелетали длиннохвостые белки. У корней полосатый барсук с увлечением что-то копал. Мир и покой незримой сказочной пеленой ласково обволакивали окрестности.

Все изменилось мгновенно! На тропу, проходившую по краю поляны, вылетела огромная туша, спугнув обитателей леса, прыснувших в разные стороны. Растрепанный Гамай, тяжело дыша, пер вперед, не разбирая дороги. Собрав волю в кулак, здоровяк пробежал еще несколько шагов и только потом перешел на размеренный шаг. Пот катился ручьем, в покрасневших ушах не смолкал появившийся пару часов назад нарастающий гул, кровь стучала в висках. До цели Медведя — родного поселка, оставалось еще много миль, преодолеть которые нужно как можно быстрее. Да только сил уже почти не осталось.

Вчера, получив от Кабаза, пожертвовавшего собой ради этого знания, ценнейшие для Племени сведения, два парня припустили со всех ног. Гамай, побоявшись, что родной поселок постигнет участь несчастных Орлов, рванул к своим — предупредить. Трой же помчался к Змеям — призвать собираемых Яром охотников к спасению оставшихся в живых родичей.

Время шло. Беда наступала на пятки. Не обладавший особой выносливостью Гамай по мере сил, подкрепляемых страхом за родичей, продвигался вперед и все думал: «Хоть бы успеть! Хоть бы успеть! Хоть бы успеть!»

Глава двенадцатая Разломы и трещины

Тонкие ветки хлестали лицо. В висках колотило. Стволы деревьев, как назло, постоянно оказывались на пути — приходилось вихляться ужом. Торчащие тут и там корни норовили поставить подножку. Едкий пот лез в глаза. Кусты драли кожу колючками. Но бегущий справлялся с преградами и скорости не сбавлял. Крепкие ноги мелькали как никогда, и не удивительно — более весомой причины нестись во всю прыть, чем та что гнала сейчас парня, отыскать было сложно. Поставив на кон свою жизнь, Кабаз мчался вперед, как на крыльях. Он прыгал, петлял, юркал между стволами, пер напролом через самые заросли, выбирал путь похуже, нырял в густоту младодревья… И трясся от страха.

Всепоглощающий ужас напрочь вытеснил прочие чувства. Какая там боль! Оторви сейчас ухо какой-нибудь сук, он бы вряд ли заметил. На пятках висит сама смерть! Еще немного, и чудища настигнут его! Еще немного и все! А ведь Кабаз никогда не считал себя трусом. Даже наоборот. Почему же так страшно сейчас? Гибель — только ступенька наверх. Скоро он вознесется к Яраду на небеса, там он всяко заслужил себе место своими поступками. Парень на миг отвлекся от мыслей о чудищах, что бегут за спиной, и прислушался к себе. Да, она там была — легкая радость, приятно бодрящая душу, забилась в самый дальний уголок скованного страхом сознания. Долг свой он выполнил, смог донести до товарищей ценное знание, теперь и помирать не так страшно.

Нет! Неправда! Себя не обманешь! Ужас пронзает до мозга костей. Крепкое молодое тело не хочет сдаваться. Так сильно, невероятно сильно хочется жить!

Те две мили, что он пробежал от ручья, где скрывались товарищи, показались охотнику сотней шагов. Парень не ощущал расстояния, но направление держал строго. На юг, все время только на юг, в сторону далеких гор. Твари все ближе и ближе, уже нагоняют, видят спину добычи, ликуя, шипят. Шагов тридцать, не больше, и зубы вонзятся в упрямое мясо, которое никак не хочет закончить напрасные муки, бежит и бежит. Позади длиннохвостых, петляя среди мешавших им разогнаться деревьев, сотрясая округу тяжелым топотом, неумолимо скачут массивные рогачи, несущие на своих спинах черную желтоглазую смерть.