Доля ангелов - [3]

  А на кухонной тумбочке медленно пустела оставленная на ночь чашка крепкого сладкого чая.

Время улетать

В каждом крупном городе, где есть университет, его корпуса любят разговаривать друг с другом. А вы не знали?

  Кто-то недоверчиво хмыкнет и скажет: «Корпуса? В смысле, здания? Вот ведь, выдумал!» Но найдутся и такие, кто понимающе кивнет головой - знаю, мол, слышал. В шелесте ночного осеннего ветра, в гудении проводов, пересекающих улицы, в блеске оконных стекол. Корпуса, воспитавшие бессчетное количество студентов, и в самом деле не молчат. Да отчего бы им и не поговорить?

  Вот и этот город не был исключением.

  

  Здания, на которых висели таблички самых разных факультетов, были разбросаны здесь от центра до самых дальних районов. Дальше всех стоял корпус биологического факультета, который прочие считали бирюком и ворчливым занудой, хотя ему всего лишь очень скучно было стоять на месте бывшего болота. Тут поневоле заворчишь.

  Но больше всего корпусов было, конечно, в центре - целый квартал, который иногда так и называли «студенческим». Новые дома здесь были перемешаны со старыми, еще дореволюционной постройки, чугунные решетки оград сменялись каменными, и даже чудом сохранившийся старый парк под боком у Главного корпуса шелестел под ветром.

  

  Главный корпус считал себя гуманитарием и большим интеллектуалом. Еще бы, филологический факультет, отделение иностранных языков... Когда Главный говорил с остальными, то ронял слова веско, зная им цену и чуть снисходительно поглядывая на соседей, крыши которых, выступающие тут и там в разных кварталах, внимательно, и даже с некоторой робостью к нему прислушивались. Даже Матфак, сухой педант и логик, превыше всего ценивший цифры, не спорил с Главным корпусом. На то он и главный.

  Некоторые корпуса в жизни не видели друг друга - городские расстояния мешают это сделать даже самому зоркому зданию. Так что они порой с легким недоверием слушали голоса невидимых соседей.

  - Биофак? Да есть ли он вообще? - хмыкал Математический, щурясь всеми окнами, которых уже загорались вечерние огни аудиторий. - Где доказательства? Да, я порой слышу этот брюзжащий и вечно всем недовольный голос, но что с того? Возможно, это всего лишь чья-то неумная шутка...

  - Биофак есть, - как всегда веско ронял Главный корпус, авторитетно поблескивая стеклянным вестибюлем, - он же входит в число моих факультетов. А значит, существует.

  - Толку-то от него, - морщился тонированным стеклянным фасадом Юрфак, - птички, рыбки... Неприспособлен к жизни этот ваш Биофак. Провинция какая-то.

  - Сам ты, - помедлив, отзывался Биофак, - богатенький выскочка. И все твои студенты, просто пустышки в галстуках.

  - Да ты...

  - Не ссорьтесь.

  Этот медленный, скрипучий голос заставлял все корпуса уважительно и чуть испуганно притихнуть. Еще бы. Когда в разговор вступал сам Административный, даже Главный примолкал и становился как-то меньше размером.

  Самый старый корпус, из красного кирпича двухвековой давности, раньше давал приют физикам, а совсем в незапамятные времена - веселым гимназистам. Но времена сменились, физический факультет переехал в другое здание. И корпус стал Административным, словно бы старый полковник получил генеральские эполеты и был отправлен на почетную пенсию. Все другие втихомолку называли его просто - Старик.

  Но он помнил многое. Помнил дробный веселый стук каблучков по вечной чугунной лестнице, которую десятилетия только отполировали до блеска, не стерев ни единой ступеньки. Помнил шумные споры «физиков и лириков», смелые эксперименты в аудиториях и студенческие бесшабашные гулянки.

  Помнил кровь и боль полевого госпиталя, который сделали в нем во время войны. После этого Старик перестал видеть сны, в которых веселились гимназисты и пели студенты. Все сны смыло страшное госпитальное время. С тех пор он посуровел, говорил очень редко и только по делу. Водил дружбу только со стоящей рядом Церковью, у каменной ограды которой двумя рядами вечно сидели нищие. Другие корпуса Церковь недолюбливали, потому что она очень любила назидательно учить их жизни и неодобрительно покачивала куполами в ответ на каждую, даже самую невинную шутку.

  - Вот пусть Старик с ней и водится, - как-то запальчиво пожал каменными плечами Юрфак, отчего одно из красивых стекол его фасада даже пошло трещинами. - Они уж точно два сапога пара, оба такие древние, да столько вообще не живут! Им-то есть о чем поговорить... Консерваторы.

  Ввернув умное слово, Юрфак нахохлился и замолчал.

  - Гордыня тебя обуяла, - тут же отозвалась Церковь.

  - Кто бы говорил, - пробормотал стоящий неподалеку, невоздержанный на язык Истфак. Этот корпус был совсем молодым, лет пятнадцати от роду, и как и положено самому скептическому и вольному из факультетов, порой позволял себе ляпнуть что-нибудь этакое. - Опиум для народа...

  - Не ссорьтесь, - привычно уронил Главный.

  Но какие бы споры не возникали, а каждый вечер все корпуса - кто степенно, кто нетерпеливо - желали друг другу доброй ночи. «Доброй ночи, коллеги», - суховато летело со стороны Матфака. «Счастливых снов! - радостно бросал Исторический, подмигивая островерхими крышами. - Эй ты там, бросай свою биологию и спи!» «Храни вас Господь», - отзывалась Церковь, поблескивая в сумерках крестами, ловящими последние закатные лучи. «Чао, братцы!» - легкомысленно вступал в разговор даже Физкультурный, который все прочие корпуса считали ужасно глупым и неотесанным, неспособным поддержать самую простую беседу.