Каждое утро все они слушали радио.
Собирались в столовой, молча переглядывались, занимаясь своими делами. В этой столовой поместиться могли все, размерами она была почти с теннисный корт. Маршальский особняк, особые привилегии. "Иногда ночью я боюсь здесь потеряться", – однажды признался один из внуков. Все посмеялись.
Радио, прерывая поток веселых песен и шуточных передач, вдруг замолкало и роняло в притихшую комнату фразы – хорошо поставленным голосом диктора, размеренным и спокойным, словно говоривший читал сводку, глядя на невидимый метроном. Рядом с маршальской радиолой, корпус красного дерева которой был инкрустирован серебром, висела подробнейшая цветная карта Империи. Конечно, карты висели в этом доме повсюду, и самая большая – в библиотеке. Но здешняя карта тоже занимала всю стену. Дослушав диктора, кто-нибудь обязательно вставал, подходил к стене и долго искал в ящичке маленький синий флажок. Найдя, втыкал его, отмечая продвижение врага, и виновато, даже как-то воровато, стараясь не встречаться взглядом, выходил из столовой, скрываясь в переходах особняка.
Враг двигался быстро, несмотря на яростное сопротивление армии. Линия фронта ползла, неуклонно заглатывая города и поселки, огибая горные хребты и крупные озера, перекидывая щупальца через реки. Империя содрогалась под ударами чужих войск. Все знали, что вот-вот наступит время, когда даже чудо уже не сможет остановить последний бросок. Впрочем, на чудо никто и не надеялся.
Самое интересное – никто и не хотел надеяться. Шок сменился оцепенением, которое превратилось в привычку.
Жизнь шла как обычно. Даже кинотеатры не закрылись, хотя теперь перед каждым фильмом обязательно крутили несколько агитационных роликов. Белозубые солдаты грозно улыбались в зал, примыкая штыки к винтовкам; стаи самолетов заслоняли небо. В каждом таком ролике был только слабый намек на врага, на то, что война где-то рядом. Ни разу не мелькнула чужая каска, и солдаты улыбались, словно бы давая понять: не волнуйтесь, это тоже учения, только большие и затянувшиеся. Из кинотеатров выходили в хорошем настроении. Продуктов в магазинах тоже хватало, никто не ограничивал свободу передвижения. Только в коротких очередях, которые иногда сами собой возникали – обычно за билетами на новый фильм или модную пьесу – делились слухами и сплетнями. Они вспыхивали то тут, то там, их происхождения никто не знал.
– Я Вам говорю как на духу, понимаете, – тихо, но убежденно, доверительно глядя в глаза собеседнице, говорил пожилой мужчина с ухоженной седой шевелюрой, – победа не за горами. Я абсолютно верно знаю, что их армия уже остановлена. В отрогах Южных гор случилось землетрясение, сразу несколько дивизий в полном составе… Что? Ну, конечно же, оно случилось не просто так! Уверяю Вас, наши ученые не зря свой хлеб кушают…
– Зинаида Алексеевна, вы кому верите?! – в другой очереди краснолицая полная женщина в модном пальто говорила по телефону. – Вы кому верите? Вы мне верьте! Мой брат служит в штабе Самого… И уж он-то мне не соврет! Это все полная ерунда, Зиночка, полная чушь. Сейчас наши заманят их поглубже, и одним махом, понимаете?! Одним махом!
Слухи вспыхивали и гасли, каждый был сам себе стратегом и с легкостью двигал иллюзорные армии направо и налево, даже не читая газет. Империя словно радовалась тому, что ее ожидает. Поезда ходили по расписанию, свет и горячая вода были в каждом доме. Не беспокойтесь. Ждите. Ждите. Ждите.
Никто не знал, что творилось там, куда уже дотянулись синие стрелы на картах. Ни звука, ни сообщения в иностранных газетах. Город за городом скрывался в неизвестности, прерывая обмен телефонными разговорами, телеграммами, радиосигналами. От Империи отпиливали кусок за куском, а ее огромное тело до сих пор не чувствовало боли.
Почти.
* * *
Маршал умирал уже давно, но сейчас, кажется, болезнь миновала все стадии и приблизилась к финалу, словно шахматная партия, в конце которой есть только один исход, как бы ни изощрялся игрок, фигуры которого заперты в углу доски. Лежа в кровати, опутанный проводами датчиков, он дышал, потому что машина дышала за него. Врачи были довольны – удачный случай, все коллеги единодушны в диагнозе "не жилец"; брать на себя ответственность за увешанный всеми государственными наградами полутруп никто не стал бы в одиночку.
Когда диагноз прояснился, пригласили родственников. Они съехались мгновенно, будто этого ждали – хотя, конечно ждали, готовились, хватались за трубку при каждом звонке телефона. Маршал должен был оставить многое, прямоугольный конверт завещания в темноте сейфа хранил чье-то счастье.
Они появлялись целыми семьями, и особняк равнодушно открывал перед ними двери комнат – больше, больше, еще больше. Места было много.
Каждое утро все они слушали радио. И после обязательного ритуала с флажками поворачивали головы к врачу, который входил с ежедневным докладом. Было бы можно, они бы втыкали флажки не в карту, а прямо в старческое тело, отмечая продвижение невидимой армии, захватывавшей плацдармы в легких, оккупировавшей печень и желудок. Никакой капитуляции, полное уничтожение. Но маршал не умирал, и белый конверт лежал в сейфе.
